-

Travels and Adventures in Southern-Africa etc. Путешествие и приключения в Полуденной Африке Георгия Томпсона, прожившего восемь лет на Мысе доброй надежды; сочинение, в котором описывается настоящее состояние сей колонии и излагаются некоторые замечания на счет успехов и надежд выходцев из Великобританнии, I ч. in 4. (Лондон, 1827).

(Извлечение из London Litterary Gazette).

Часть полуденной Африки, которую посетил сей путешественник, много раз была уже описана. Не смотря на это, в некоторых новейших сочинениях о сем предмете, мы нашли подробности еще неизвестные и занимательные описания. Г. Томпсон не имеет конечно отличных качеств и глубокой учености Баррова, Лихтенштейна, Борчела и более всего занимался предприятиями коммерческими, но он не менее от того приобрел право на нашу благодарность изданием своего сочинения, которое увеличивает массу наших познаний. Он [238] обозрел и весьма хорошо описал всю колонию на Мысе Доброй Надежды, землю Кафров и окрест лежащие страны. Сочинение его разделено на четыре отделения; при нем находится большое прибавление и множество искусно выгравированных карт и рисунков. В первом отделении заключается описание поездок сочинителя к восточным границам колонии и в землю Бехуанов (Bechuanas); второе содержит в себе путешествия его по обширным странам, в которых живут Лесные Кафры (Bushmen, Кораннасы и Намаквы; третие, некоторые подробности об Английских поселениях, и других важных предметах; наконец четвертое, в котором заключается и прибавление, содержит в себе множество замечании и занимательных наблюдении, научающих и забавляющих читателя.

Не останавливаясь на введении к сему сочинению и на приготовлениях Г. Т. к путешествию, мы присоединимся к нему в одном из мест, откуда начинал он свои поездки, и именно в небольшом селении Гриква (Griqua), которое было тогда пусто. Взяв с собою верного и смысленного проводника, Фредерика, Готтентота, уроженца Капской [239] колонии, он проходит пустыню, думал, что она местами обитаема, но не нашел в ней никаких признаков жилья. «Мы проходили, говорит он, обширные равнины и видели на оных большие стада разных животных, как например: квагги (quaghos), лосей гну (gnoos), куду (koodoos), серн и других зверей из рода сайг; что несколько разнообразило скучную нашу дорогу. Здесь гну весьма высок и не таков, как тот который водится по ту сторону Крадокка; этот темносинего цвета, хвост у него черной, густой, а у того белой. Мой Готтентот искал споора или тропинки, протоптанной человеческими ногами и ему сильно хотелось доехать засветло до какого нибудь крааля, жилища Готтентотов; но он заметил только следы животных, о коих говорил я, и льва, который их преследует и ими питается. Следы сего последнего были так свежи, что мы на верное полагали, что этих кровожадных жителей пустыни много около нас и близко. Фредерик сказал мне, что если где видишь такое множество дичи, то можешь быть уверен, что львы недалеко. Множество костей, рассеянных [240] там и сям по долине, доказывали справедливость его замечания и мы в том скоро совершенно уверились; мы спокойно ехали рысью, Готтентот с двумя лошадьми быль впереди меня шагах в тридцати, а я ехал сзади с двумя другими. Фредерик спал на седле. Оглянувшись в сторону, я увидел двух огромных львов, которые отдыхали под кустом мимозы, шагах в сорока от наших лошадей. Они нежились на земле и в полуоткрытой их пасти видны были ужасные зубы. Я увидел опасность, которой мы подвергались и знал, что никакие усилия с нашей стороны не спасут нас от нее, если этим зверям вздумается на нас броситься. По сему я ехал молча; Фредерик проехал мимо, не видав их; я следовал за ним тем же шагом, не спуская глаз со львов, которые даже не пошевелились. Отъехав шагов на двести, я догнал Фредерика и велел ему оглянуться, указывая на львов. Я никогда не видывал человека в таком страхе; и действительно опасность, которой мы подвергались была ужасна. Фредерик, удивляясь тому, что не заметил львов, [241] ибо он как и все земляки его имел чрезвычайно проницательное зрение, хвалил меня за то, что я не сказал в это время ни слова и не показывал страха, ибо при малейшем шуме, львы не пропустили бы нас спокойно; но я думаю, что спасением своим обязаны мы также и тому, что они были сыты: они, кажется, только, что пожрали животного, которого части еще свежие, лежали подле них и, сколько я мог заметить мимоходом, это должен быть Квага».

В Гриква-Тауне, и вдоль всей дороги к северу, Г. Т. нашел жителей в великом страхе, потому что Матшлапи-Бехуаны опасались нападения всегдашних своих неприятелей Тантитиев и других воинственных и лютых племен, которые по временам производили набеги на их селения из стран еще не известных. «Сидя за ужином в Курумане, нынешней так называемой столице Бехуана, говорит наш путешественник, мы услышали ужасный шум от песен и криков, раздававшихся в городе. Миссионеры сказали мне, что это Готтентоты торжествуют праздник, называемый боиаллоа; торжество сие состоит в некоторых обрядах, которым [242] подвергаются девушки, достигшие тринадцатилетнего возраста: в это время их принимают в число женщин. Мы подошли к дому в котором происходило торжество боиаллоа, и хотя знали, что присутствовать при оном могут одни только женщины, но решились туда попроситься. Готтентотки несколько времени рассуждали, наконец одна старуха, подойдя к нам, вскричала с торжественным видом: Это боги, они могут взойти. Это может подать некоторое понятие об уважении, которое народ сей питает к белым. Один из миссионеров сделал старухе выговор за слова ее, и сказал, что мы такие же люди, сотворенные из той же самой глины, из которой созданы и земляки ее. В этом доме собраны были все девушку которые, под присмотром старух, должны были подвергнуться обрядам боиаллоа. Они были одеты как только можно вообразить смешнее и половина лица их была выкрашена белым. Выходя оттуда, они стараются не встречаться с мужчинами и каждая из них несет длинную ветвь терновника, чтобы защищаться ею от наглых юношей». [243]

«Гуляя вечером по городу, мм заслышали жалобные крики: нам сказали, что один знатный человек умер и что это родственники покойника поют над ним уллаллулла. Пение было медленно и печально, иногда же становилось живее и переходило по разным тонам; в нем было что-то дикое и меланхолическое. Далее услышали мы песни более приятные: их пели над больным».

За сим путешественник наш присутствует на питшо (peetsho) народном совете, который собрался для рассуждения о том, какие средства принять для сопротивления приближающемуся неприятелю; решено было итти ему на встречу, Г. Т. познакомился с Авендам (о котором так много говорит миссионер Кемпбел); этот человек за семь лет до того был невольником в Капе, убежал и сделался независимым владетелем. Он сообщил нашему путешественнику некоторые весьма занимательные географические сведения.

«Я спрашивал у Авенда, можно ли чрез землю Бехуанов проехать до бухты Делагоа. Он отвечал мне, что зная всех начальников, живущих по этой дороге, он охотно бы поехал со мною, [244] если бы не боялся Мантатиев. Он прибавил, что не задолго до сего был недалеко от сего места: что, имея надобность в одежде для жены и детей своих, он намеревался съездить к бухте Делагоа, чтобы там закупить эти вещи, но доехав потихоньку до Португальской Колонии, нашел там все что ему было нужно у туземцев и возвратился домой. Он дал мне купленный им таким образом кусок Персидского ситца (une piece de Perse), вытканного на Индейской фабрике. В эту поездку, в которой Авенда полагал дней десять езды, видел он землю, замечательную по красоте местоположения и многочисленности жителей. Я просил его сообщить мне некоторые подробности об этом пути и он рассказал мне следующее: выехав из Латтаку, принадлежащего племени Мачланеев, которых нынешний начальник есть Левенкельс, он доехал до Нокунинга, лежащего миль на 18 оттуда. Начальник сего места Магупсапело Нокунингский. Отсюда до Боролонгсов ехал он три дня. Начальник или король сего племени называется Макосом; Кемпбель подумал, что это имя города. Короля называет он Кузий [245] (Kousie): это не собственное имя, а титло, ибо Кузий на языке туземцев значит король, или главный начальник. От Боролонгсов до Моротчеев ехал он пять дней. Оттуда прибыл он к Манеганам, которые составляют племя многочисленное и над которыми начальствует Капан. Через день приехал он к Максенам, которых король есть Лозан. Местопребывание сего начальника отстоит от бухты Делагоа только на два небольших дня. Авенда описывает горы, лежащие в земле Максенов, также как и Капитан Овен; их можно видеть из окрестностей бухты Делагоа».

Мы пропускаем описание похода Мантатеев, сражений их с Мательгопиями, ужасного кровопролития, которое бывает всегдашним следствием оных у диких народов, и возвращаемся с Г. Томасоном в Колонию; может быть мы еще поговорим в последствии о второй и третьей части его сочинения. Теперь расскажем нашим читателям несколько анекдотов о львиной охоте: мы выбираем только те, которые кажутся новыми, потому что об этом же много говорено. [246]

«В полуденной Африке есть две породы львов: лев рыжий и темный, или как Голландские колонисты часто называют сего последнего, лев синий или черный. Все говорят, что темные львы сильнее и злее рыжих. Сказывают, что ежели лев однажды попробует человечьего мяса, то он уже теряет врожденную свою боязнь людей; уверяют даже, что если ему удалось унесть какого нибудь несчастного из Крааля Лесных Кафров, то он уже возвращается туда всякую ночь, чтобы достать такого лакомого кушанья и часто так мучит жителей крааля, что они принуждены бывают перебраться на другое место. Говорят также, что эти грубые орды, страшась ночных нападений от львов, приняли обыкновение класть при входе в то место где они спят, больных и стариков, дабы те, которых не столько жаль, могли быть первою жертвою ярости льва и так сказать служить выкупом за всех прочих. Все что говорят о необычайной силе льва нисколько не преувеличено. Несомненно, что он довольно долго может тащить самого тяжелого быка и весьма легко бросает к себе на плеча лошадь, оленя, [247] теличку или какую нибудь добычу по меньше быка и уносит их на большое расстояние. Я сам видел, как молодой лев отнес лошадь почти на милю от того места, где убил ее. Мне рассказывали происшествие еще удивительнейшее, случившееся в Снювберге (Sneeuwberg): лев унес двухлетнюю теличку, несколько человек ехали за ним на лошадях целые пять часов с ряду и на всей этой дороге только в двух местах заметили, что он клал добычу свою на землю.

«Бедный Герт Шмерс, мужик из округа Крадокского, отправился однажды, с соседом, на охоту; приехав к ключу, который, как обыкновенно, окружен был высоким тростником, он отдал ружье товарищу и сошел с лошади, чтобы достать воды. Но как скоро подошел к ручью, огромный лев, бывший подле, бросился на него и схватил его за левую руку. Хотя это случилось совершенно неожиданно, но он остался неподвижен и не сделал никакого движения, дабы высвободить свою руку, зная, что при малейшем покушении вырваться, лев в ту же минуту умертвил бы его. Зверь также стоял [248] неподвижно, сжимал в зубах руку, не кусая однакож его слишком сильно и закрыл глаза, как бы для того, чтобы не видать терзаний своей жертвы. Герш, в этом ужасном положении, показывал знаками своему товарищу, чтобы он подошел и выстрелил льву в голову. Это было еще легко сделать, потому, что зверь все стоял с закрытыми глазами и притом тело Герта мешало ему видеть то, что происходило перед ним. Но товарищ Герта был слишком труслив и вместо того, чтобы сделать то, чего требовал несчастный его приятель и таким образом спасти его, он на всякой случай убрался на ближнюю скалу. Герт долго знаками просил помощи и лев все стоял совершенно смирно. Охотники утверждают, что если бы Герш не двигался еще несколько времени, то зверь выпустил бы его руку и таким образом оставил его, не сделав ему никакого вреда; по крайней мере, говорят они, это часто случалось. Но бедный Колонист, негодуя на трусость своего товарища, и наскучив тем, что лев его так долго не пускает, вынул наконец свой нож (оружие, которое Колонисты внутренних земель всегда носят у [249] боку в ножнах) и из всей силы вонзил его в бок звери. Герт был столько же силен, как и смел и потому нанес рану смертельную; но действие оной было не довольно быстро, чтобы спасти жизнь его; взбешенный лев делал тогда величайшие усилия, чтобы побороть своего противника, а Герт всеми силами старался отдалить его от своего тела на всю длину руки. Лев, перед смертью, ужасно изодрал руки и грудь Герта так, что сорвал все мясо с костей, но наконец, исходя кровью, упал, и Герт подле него. Тогда трусливый его товарищ, остававшийся во все это время на скале свидетелем сражения, осмелился сойти, высвободил своего приятеля, совершенно изуродованного и отнес его в ближнюю хижину. Ему оказывали всевозможное пособие, но все было тщетно и несчастный Герт в третий день умер».

«Герой следующего анекдота, Готтентот из Снювберга; я забыл его имя, но он жил в окрестностях Крадона года два назад, когда он мне рассказывал это происшествие. Он был на охоте, увидел сайгу, которая глодала кусты, подошел к ней и положил ружье на небольшое возвышение, чтобы вернее [250] прицелиться; в ту минуту, как хотел уже выстрелить, он заметил, что внимание сайги вдруг обратилось на что-то другое недалеко от него; он оглянулся и увидел огромного льва, который потихоньку шел к нему и готовился на него броситься. Прежде, нежели он успел повернуться и обратить ружье к неприятелю, лев сделал прыжок, схватил его когтями и размозжил ему зубами кисть левой руки, которою он хотел защищаться. В такой ужасной опасности наш Готтентот сохранил столько присутствия духа, что повернул ружье, которое все еще держал правою рукою, всунул дуло в пасть льва и потом спустил курок, раздробил ему голову. Он сам к счастию лишился только кисти левой руки».

«Вот еще анекдот, рассказанные мне Лукою Фан-Флосореном, с которым мы года два были соседями у реки Бовияна. Этот случай доказывает, что львы наших Африканских колоний, когда их мучит голод, забывают уважение, которое они, как говорят, всегда почти имеют к людям, и нарушают правило не нападать, если их не задирают. Лука ехал верхом по обширным [251] равнинам, лежащим близь речки Фиш (Fish); то было на рассвете; увидев издали льва, Фан Флосорен хотел сделать большой круг, чтобы объехать его. На этой обширной долине паслось множество диких коз, но видно, что по неудобству местоположения, льву не удалось поймать ни одной; по крайней мере Лука заметил, что сей зверь не расположен пропустить его спокойно, и быстро приближается, чтобы остановить его; так как он, со своей стороны, не расположен был познакомиться покороче со львом и притом ружья при нем по было, то он изо всей силы пришпорил лошадь и пустился скакать во всю мочь; уже поздно. Лошадь его была умучена и везла седока слишком тяжелого; голод мучил льва, который притом еще поутомился. Он бросается на него как молния, в несколько секунд догонит его и нападая на него сзади, в миг опрокидывает и седока и лошадь. К счастию бедный мужик не ушибся, лев раздирал лошадь и потому не вдруг обратил внимание на человека, а Лука, почти не зная что делает, выпутался из свалки и пустился бежать со всех ног в ближнюю хижину. Рассказывая мне это [252] происшествие, он прибавлял, что тут нет ничего примечательного, кроме дерзости льва, который днем осмелился напасть на человека, и всего более досадно было ему в этом случае то, что он лишился седла, которого никак не мог отыскать, хотя на другой день возвратился на тоже место с несколькими приятелями, чтобы отмстить бесчестному врагу своему; но его уже не было, и Лука нашел только обглоданные кости лошади. Он бы и не сердился на льва за убийство лошади, когда тот пустил его живого, но никак не мог извинить его в том, что негодный лев унес седло. Он останавливался на этом всякой раз, когда рассказывал свою историю и всячески ругал льва, называя его бесстыдным вором.

«В Тарке многие почтенные откупщики рассказывали мне следующее происшествие и уверяли, что сами были свидетелями оного. Несколько мужиков пошли однажды вместе, чтобы убить льва, который перерезал множество скота в окрестностях. Они нашли его в кустарнике, которого в колонии много, и выпустили собак, чтобы выгнать его оттуда. Несколько времени лев [253] защищался хладнокровно; бил ужасною своею лапою собак, которые слишком приближались и хватал их иногда за голову, иногда за ноги; между тем охотники на удачу осыпали куст градом пуль и железных отломков и наконец нанесли неприятелю легкую рану. Тогда взбешенный лев зарычал ужасным образом, бросился на нападающих; и несмотря на тучу пуль, разогнал и преследовал их. Все охотники вскочили на лошадей и пустились скакать вовсю мочь, крича: спасайтесь. Толстый Голландский колонист, замечательный более по обширности своего размера, нежели по легкости и которого называли Гуго-Шваарфангепен, не успев вскочить на лошадь, остался сзади и бешеный лев в минуту догнал его. Гуго упал, но не так как Лохиель спиною к земле, лицом к своему неприятелю, а обратно. Он весьма благоразумно растянулся на брюхе и лежал как камень Лев-победитель начал его обнюхивать, старался поворотить его лапой и кончил тем, что величественно сел верхом ему на спину. Между тем беглецы собрались и решились снова напасть на неприятеля; увидев товарища своего в таком положении, они почли его [254] мертвым и располагались отмстить за него. Отдохнув несколько времени, лев по собственному побуждению встал, сошел с своего места и возвратил свободу пленнику, который едва дышал; победитель ушел в горы, охотники приближались к несчастному своему товарищу и нашли его живым и здоровым; только на нем остались следы не слишком благопристойного обхождения Царя лесов.

— н.

Текст воспроизведен по изданию: Travels and Adventures in Southern-Africa etc. Путешествие и приключения в Полуденной Африке Георгия Томпсона, прожившего восемь лет на мысе Доброй Надежды; сочинение, в котором описывается настоящее состояние сей колонии и излагаются некоторые замечания на счет успехов и надежд выходцев из Великобританнии // Северный архив, Часть 28. № 15. 1827