СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ВЗГЛЯД НА ВОЙНУ АНГЛИЧАН С АШАНТИЯМИ,

И НА СОСТОЯНИЕ АНГЛИЙСКИХ ПОСЕЛЕНИЙ ПО ЗОЛОТОМУ БЕРЕГУ.

Продолжительный период мира вдруг последовал в Европе за бурями войны и завоеваний. Перемещенные, взволнованные в продолжение некоторого времени народы успокоились в рубежах прежних областей своих: их деятельность, обратясь внутрь, занялась домашними, так сказать, [152] распоряжениями, устроением собственного благосостояния. Помыслы о распространении пределов и преобладании покинули их; умы перестали колебаться великими превращениями судьбы, заботами, неразлучными с обширными предприятиями. Англия ныне единственная держава, обращающая силы свои на врагов внешних; одна Англия и теперь еще представляет зрелище живой борьбы, зрелище бранных случайностей. В Восточной Индии она ведет опасную войну с бирманами; на Золотом берегу, защищается от нападения мужественного, упорного племени ашантиев, не перестает звучать оружием, не перестает поражать взоры наблюдателя смелыми, неприязненными движениями. Что же касается до завоеваний, Англия, признав независимость Юго-Американских Республик, доказала, что не почитает сие поприще совершенно для себя конченным, что для нее самое время мира может быть временем приобретения и победы.

Обратим на миг внимание на события, совершающиеся несколько уже лет в Британских владениях Золотого берега. — Они доказывают желание англичан утвердить над сей страной Африки власть свою; и вместе простереть ее далее во [153] внутренние земли: они на сей конец употребили уже посредство переговоров и оружия; усилия их должны возбудить наше любопытство. — По сю пору конечно эти покушения разрушались неодолимой свирепостью и воинственностью тех народов, которые Англичане желали бы покорить; но следствием оных были сношения, озарившие для глаз наших сию часть Африки, нравы, состояние, природу племен; в оной обитающих. Вот точка зрения, с которой нам надлежит очертить картину различных действий военных и сношений дипломатических, происходивших в сем крае, и мы для сего находим прекрасное пособие в изданном в Англии сочинении капитана г. Ленга, представляющем все нужные нам известия.

Англичане ныне занимают на Золотом берегу четыре крепости, следующие одна за другою с запада на восток, на пространстве 150 миль, а именно: Дейкс-Ков, Кап-Кост-Кастль, Эннемебоэ (Annamaboe) и Аккру. — Кап-Кост-Кастль величайшая изо всех четырех, и по укреплении, удобнейшая для отражения природных жителей. В свою очередь Эннемебоэ снабжена с моря лучшей батарею; а по своему правильному четырехугольному построению, [154] представляет более средств для сопротивления войскам обучения европейского.— В отношении же к торговле, важнейшие Эннемебоэ и Аккра; последняя сверх того должна бы быть предпочтена прочим для помещения и жительства войск, ибо за нею простирается на несколько миль сторона открытая и благорастворенная.

Не смотря на то, главное правление находится в Кап-Косте, ибо на Золотом берегу, в сей только крепости довольно обширного строения для пристанища армии; по-видимому, местное положение оной не благоприятствует здоровью европейцев: доказательством тому служит большая смертность, господствовавшая недавно между белыми.

Сначала африканская компания сберегала в сих крепостях негров до рассылки сих несчастных жертв европейского корыстолюбия. Тогда они почитались местами очень важными. По совершенном прекращении в 1807 году торга неграми в областях Великобритании, здесь покупают и выменивают одни природные произведения из царства ископаемых и прозябаемых: быть может, что сей последний торг менее значителен, но по крайней мере не представляет ничего бесчестного, и все [155] еще довольно выгоден. Он обязан своим происхождением счастливым попыткам, предпринятым для уничтожения торга неграми, который, однако же, долго еще оставался предметом расчетов для уроженцев, весьма нерасположенных покинуть его, по тому, что он для них был слишком прибыточен. Они особенно были к тому подстрекаемы Бретреном, тем более виновным, чем более превосходил их образованностью. Нашлось конечно малое число вымывавших и собиравших золотой песок, ловивших слонов и работавших в масличных и пальмовых фабриках: но в замену, другие, не столь привычные к трудам, не взирая на все опасности, предпочитали для своего обогащения продажу невольников тайную или даже явную (ибо в некоторых местах она производилась без всякого стеснения): оной занимались немцы, испанцы, португальцы, в множестве разъезжавшие вдоль берега. Таким-то образом сей постыдный, промысел продолжался еще несколько лет по его запрещению, на глазах целого света и под самыми почти пушками крепостей.— Неисчислим вред, причиненный тем законной торговле, которая, вместе со всякой промышленностью, завися совершенно от его уничтожения, [156] процветала или упадала по мере того, как благоприятствовали или противились оному. В последние годы, разъезды сторожевых кораблей против Золотого берега значительно уменьшили сей бесчеловечный торг и наконец его вовсе прекратили. Зато и груз судов купеческих немецких и английских, состоящий с той поры из одних произведений промышленности уроженцев, приобретенных законной торговлей (Полагают, что прибыл от добывания по Золотому берегу золота, слоновой кости и пальмового масла в 1816, 1817, 1818, и 1819 годах, ежегодно простиралась до миллиона. Немцы преимущественно оной воспользовались) свидетельствует о внутреннем богатстве сей страны, которое бы еще гораздо более возросло, если бы удалось обратить все внимание природных жителей на земледелие и промышленность. Но торг неграми в денежном отношении весьма выгоден; занижающиеся им чужды всяких угрызений совести, глухи ко всем убеждениям, особенно же обладают сильными средствами к сопротивлению: в силу всех этих обстоятельств, англичанам необходимо приобрести в сем краю власть неограниченную, дабы извлечь из [157] своих заведений прибыток надежный и постоянный; дабы приуготовить гражданскую образованность уроженцев конечным искоренением торга невольниками.

Впрочем, с владения способны ко всякому улучшению, могущему придать им важность самой высшей степени. Недра земли заключают здесь в себе неисчерпаемый источник ископаемых; необозримые степи населены множеством слонов, и обширные леса могли бы снабдить пальмовым маслом все части света. То же можно сказать и о других произведениях, которые здешняя почва, без сомнения, произвела бы избыточно, если бы только ее возделывали. Лучшая хлопчатая бумага растет здесь почти без обработки; кофе во многих местах изобилует; сахарный тростник, без всякого за ним хождения, равняется с лучшим, производимым в Западной Индии трудами рук человеческих. Индиго также произрастает сам собою, и кукуруза (ble d'Inde) созревает в таком изобилии, что ее нередко вывозят на остров Мадеру. Когда к сему присовокупить предметы менее важные, напр. воск кожу, смолу, которые здесь можно добывать в чрезмерном количестве; тогда легко можно составить понятие о [158] многоразличных выгодах, представляемых сей страной, и об удобности, с коей можно ими заменить позорный промысел человеческой кровью. Большая образованность была бы непосредственным следствием сего расширения торговли; а жители Золотого берега являют вожделеннейшую готовность к споспешествованию человеколюбивым видам тех, которые захотели бы произвести в действо великодушное намерение, просветит их. Разительным тому доказательством можешь служить решимость, с которой начальники фантиев—Фети, Агуна, Аккра и Акин отправили детей своих в Кап-Кост и Эннемебоэ, для получения лучшего по возможности воспитания.

Власть крепостей вовнутрь не далеко простирается. Находясь на самом взморье, они имеют весьма необширные области. Племена фантиев, ближайшие соседи англичан, по видимому, довольно расположены подвергнуться их руковождению и правительству. Но этого нельзя сказать об обитающих в большей отдаленности ашантиях, коих король обладает пространными землями и начальствует значительной военной силой. — Земля фантиев, где находятся британские поселения, отделяется от Королевства ашантиев [159] державой Ассинской, и вместе с ней часто бывает поприщем боев и завоеваний ашантийского властителя. С 1807 года, сей полудикий государь начал отягчать окрестные племена всем бременем своего могущества и внушил желание заключить с ним союз англичанам, которые поняли, что должны опасаться сил его. —Победив уже несколько народов, он вознегодовал в сие время за что-то на фантиев и внес брань и разрушение в их обиталища. Успех до того блистательный увенчал его оружие, что, увлеченный пылкостью, объявшей рать его, он сильно и без разбору хапал на все европейские поселения, английские, немецкие, голландские. Тогда англичане вполне изведали всю пользу, могущую проистечь для них, если склонять подобного мужа к союзу с собою, и г. Боудич был отправлен начальником посольства к двору черного Владетеля.

Сие полуученое, полуполитическое посольство прибыло в землю ашантиев в 1817 году: описание оного г-м Боудичем слишком известно (См. Сев. Арх. нынешнего года); и так здесь распространяться о нем мы не станем. Мир на некоторое время был восстановлен: казалось, льстило африканскому [160] двору, что белый народ находится с ним в союзе или лучше сказать, в его зависимости, ибо в глазах сих варваров, каждое подобное посольство не что иное, как явное признание над собою их первенства.— При всем том трудно было сохранить связь мирную с людьми свирепыми, которые упоены были своими победами; сверх того совершенное почти истребление фантиев приблизило ашантиев к английским, владениям, произвело непосредственное прикосновение рубежей и выгод, еще более увеличило затруднения взаимных сношений, и, наконец породило настоящую войну, о причинах которой много спорили, но коей первобытное начало, как видно, обращается в воинственности и непреклонности, составляющих главные черты нрава ашантиев, свойствах, усилившихся еще грозным, гордым положением, принятым их Правительством. Как бы то впрочем ни было, мы не станем входить в разбирательство, для нас не слишком занимательное, ошибок английских поверенных, хотя сим ошибкам и приписывают происхождение войны: а вкратце расскажем одно за другим, достопримечательные события, сопровождавшие разрыв и следовавшие за оным. [161]

В Кумассии г. Боудич заключил весьма пространный договор, для определения отношений, долженствующих существовать между подданными ашантийскими и британскими. Но уже в 1819 году возникла ссора, коей предлогом было какое-то нарушение договора, за которое африканский монарх требовал в удовлетворение 1600 унций золота. Опасались еще других поводов к неудовольствию; Г. Дюпюи был послан к нему с объяснениями. Благосклонный прием оного в Кумассии подавал надежду к пресечению всякого рода раздоров; однако же они возобновились непосредственно по его возвращению. Медленность, с коей Дюпюи отправился в столицу ашантиев и слишком кратковременное его там пребывание, кажется, были главными причинами неуспеха; - к существовавшему уже несогласно присоединились некоторые неосторожные поступки Кап-Костских жителей с ашантиями, и произвели наконец временное прекращение торговли оных с сею крепостью.

Обе стороны однако же пребывали еще в недоумении и нерешимости, когда вдруг, в начале 1821 года, в городе, зависящем от брошенной голландцами крепости Мури (Mouree), толпа стоявших там [162] фантийских ратников совершила злодеяние ужасное, изъявляющее в то же время величайшее презрение к Кап-Косгаскому начальству. Они схватили тамошнего уроженца, состоящего несколько уже лет под английским покровительством, повлекли его в вышеупомянутый город, и предали смерти, при самых жестоких истязаниях. Наместник Золотого берега, Смит, известясь о сем гнусном деле, раздраженный бесчестием, которое оно наносило британскому правительству, немедля, выслал в Мури отряд войска, с повелением задержать виновников сего убийства, Фантии встретили посланных ружейным огнем: англичане нашлись принужденными защищаться, и отвечали тем же. Завязалось дело, которое кончилось разбитием фантиев и смертью их предводителя Пянтри.

Ашантийский князь Адум, расположившийся станом по близости места сражения, сначала предпринял было некоторые движения, показавшиеся европейцам неприязненными. Но одобрение, данное королем наказанию преступников, также не прекращавшиеся посещения ашантиями крепостей Эннемебоэ и Аккры — заставляют думать, что не сие происшествие было виною войны, [163] хотя многие то утверждают. — Однако же, по-видимому, расположение умов не совершенно было спокойно. Везде открывалось тайное чувство подозрения и озлобления, требовавшее большой в обхождении осторожности, дабы не превратиться в вражду явную.

Таково было положение дел, когда Сир-Карл Маккартей, назначенный правительством в звании губернатора крепостей Золотого берега, прибыл туда в апреле 1822 года. Сей наместник встретил по приезде своем одни неудовольствия и неприятности, особенно же со стороны Смита, своего предшественника и Дюпюи. Он желал собрать нужные сведения о сей области; ему отказали в них. Видя себя таким образом в необходимости ограничишься собственными изысканиями, он прибегнул к запискам Боудича: но читая его преувеличенные рассказы о могуществе ашантиев, он вдался в другую крайность, и стал силы их счищать весьма неважными. — Разумеется, что при этом предубеждении, он не слишком дорожил их благорасположением, хотя то и весьма было бы полезно: первое заблуждение, в которое он впал в силу сего ложного понятия; было опущение, при вступлении в [164] свою должность, приветственного посольства королю. По мнению капитана Ленга, сей обряд произвел бы тем благотворнейшее действие, что государю ашантийскому приятно было бы получить знак уважения от мужа, подобного Сиру-Карлу, о пространных поместьях коего и в других странах света, ведал он.

И так поступки Сира-Карла не могли нравиться Двору Кумассийскому. Но Маккартей совершенно занялся улучшением земледелия и торговли: все меры его показывали, что он хочет приложить ревностные попечения к образованию жителей Золотого берега, и к облегчению тяготящего их ига, варваров.

Сии племена, кажется, одарены гораздо, большими способностями нежели другие народы, соседственные с английскими владениями в Африке: они вскоре поняли намерение Сира-Карла, и вскоре стали чтить в нем своего защитника от внутреннего и внешнего угнетения. Имя его разнеслось вдоль мыса Аполлонии, даже до устья Вольты: великое влияние его на сии племена (доселе подвластные королю ашантиев) возбудило в сем последнем мрачное, безмолвное негодование. Гордость его оскорбилась не только внезапным возмущением [165] его подданных, тех, которых сами англичане признали таковыми, но и пренебрежением его властью, изъявленных в отказанном ему приветствии. С той поры неукротимый африканец помышлял об одной войне, и долго обдумывал способы к верному мщению. При всем том, он так хорошо успел сокрыть свои замыслы, так хорошо сохранил личину дружелюбия, что никто не думал подозревать перемену его чувствований, и Сир-Карл, при сих обстоятельствах, не побоялся съездить в Сиерра-Лиому, чтобы обозреть Гамбийские поселения.

Сие то время его отсутствия выбрали король ашантийский, чтобы разразиться грозою над англичанами.

В августе 1822 года, под маловажным предлогом, он велел взять некоторого великобританского сержанта, и заточил его в фантийском городе Донкве (Donquah), в 18 милях от Эннемебоэ. Несчастного обвинили в оскорблении сего Государя, за то, что в силу возложенной на него обязанности, управился по Уставу Благочиния с подданными ашантийскими, торковавшими в Эннемебоэ. Разрыв всех взаимных сношений тотчас последовал за сим насилием. Известие об оном [166] укорило возвращение Сир-Карла: но, не зная настоящих намерений ашантиев, он долго отлагал открытие военных действий. Совещания о том, что начать, длилась; время текло в бесплодных предположениях: наконец настало 1 число февраля 1823 года, и в Донкве обезглавили злополучного пленника. Недоумевать—сие убийство уже не дозволяло долее. И так возгорелась война сия, причина коей с первого взгляду более случайная, нежели предуготовленная каким-нибудь замыслом, война, возникшая более из корыстолюбия и обиженного тщеславия самовластного, сильного варвара, чем из неблагоразумия правителей.

С неприятелем в первой раз встретились 26 февраля, под Донквою: сражение сие принадлежит к самым жарким и счастливым во всем походе. Около двух сот ашантиев и значительное число фаншиев, были преследуемы за 8 миль, и разбиты, на голову. — Четыре их предводителя и около ста человек преданы смерти для устрашения прочих.

Ашантии бьются гораздо искуснее фантиев, чему может служить доказательством сие дело, в котором первые целили очень метко, и при каждом залпе низлагали противников; а вторые своими [167] выстрелами; направленными слишком высоко, обивали только с деревьев листья; за то в батальон, стоявший против ашантиев, потерял убитыми и ранеными 70 человек.

Молва о сей победе быстро распространилась повсюду, и еще до второго отъезда Сира-Карла в мае месяце, ему покорилось множество фантиев и воинов иных различных племен, желавших свергнуть ярем ашантиев и прибегавших посему под его знамя, которое они тогда в самом деле считали хоругвью свободы, как-то оно велегласно было названо.

Тогда, при продолжавшемся со всех сторон вооружении, король ашантиев придумал довольно забавные способы, чтобы испугать английских союзников. Он отправил к каждому из них оповещения: одному, издеваясь, он советовал вооружить всех рыб морских; другому угрожал войти в область его с громом, до того страшным, что от оного отец его проснется в безмолвном гробу своем. Сира же Карла он велел поздравить с тем, что из головы его намерен сделать украшение для большого походного барабана своих ратников. Также признался он в умерщвлении сержанта и объявил, что сам [168] видел нож, которым его зарезали. Фантиям же он объявил общее истребление, и смеялся их доверенности к Сиру-Карлу, говоря, что сей предаст их, как-то уже раз учинил наместник Туррен в подобном случае. Но все это не произвело на них ни малейшего действия: все они являлись объятые неколебимостью и восторгом, между ними редкими. — И так король, занятый в то время с лучшими своими войсками опасным предприятием близ Крепю, начал заботливее размышлять о своих обстоятельствах. Он даже решился обратиться к Англичанам с мирными предложениями. Но сии переговоры оказались бесплодными, ибо поверенные его, представшие сперва миротворцами, на другой же день стали расточать угрозы обывателям Кап-Коста, коим приписывали все злополучия войны.

Сие междудействие случилось в первых числах мая: немного дней спустя, Сир-Карл отправился в Гамбию, и не прошло двух недель по его отъезде, как узнали, что две тысячи неприятелей, переправясь чрез реку Буссомпру (Boossompra), идут на фантиев. Помощь требовалась скорая. Остановить ашантиев поручили капитану Ленгу, которому удалось счастливо [169] исполнить на него возложенное. Неприятель, узнав о его приближении, отступил; но Ленг, не теряя времени, направил свое шествие к Королевству Ажумаконскому, которое от фантиев отделяется рекою Амиссой, и владетель которого склонялся на сторону ашантиев. Он принудил его предпочесть союз поселенцев, и, предводительствуя. После того 8.000 человек, пошел через Ажумакон на Эссекуму, а царя Эссекумского, союзника ашантиев, заставил поспешно скрыться не Кумассию. Сей быстрый поход на время восстановил спокойствие.

В конце июля неприятель внове обнаружил намерение, вторгнуться в землю фантиев. Посему разбили два стана, один в Янкумассии, разоренном Фаншийском городе, другой в Юкве: ратники из природных жителей туда стеклись отовсюду. Ашантии приближались в двух колоннах — в двадцати тысяч каждая: но вместо того, чтобы, как то полагали, взять направление ко взморью, Они пошли на столицу Ажумаконскую. Ленг устремился им на встречу с 5000 человек, и достиг города, который нашел в тревоге и трепете. Жены, вымазав себе тело мелом, испрашивали у сделанных по местному обычаю фетишей успеха и победы; [170] мужья вооружились; многие из них, одетые в чудные наряды, готовились к бою: воинство ашантийское находилось уже в 20 милях.

Зная отвращение ашантиев к ночным битвам, капитан положил напасть на них при лунном свете. С трудом он убедил к тому уроженцев: но наконец одолев все препятствия, настиг неприятеля врасплох в Эссекуме.— Варвары закалывали в жертву богам своим пленников, взятых ими поутру: обуянные слепым ужасом, они разбежались в величайшем смятении.

Город представлял плачевнейшее зрелище: взоры всюду встречали трупы, и местами члены зарезанных жертв покрывали землю. К счастью, прибытие англичан предупредило смерть некоторых несчастных. — Пленные неприятели и жены, немогшие спастись бегством, содрогались, когда подводили их к сим растерзанным, кровавым телам, над которыми, может быть, сами за несколько часов неистовствовали: они страшились подобной участи.

Побоище сие произошло 22 августа: на другой день на ашантиев снова напали неожиданно, снова разбили их и гнали без устали. — Сии быстрые поражения удалили [171] их: они перешли на тот берег Буссомпры, и безопасность в другой раз была возобновлена на несколько месяцев.

В Эсекуске собрали военный совет, и положили разрушить город: ужас царствовал в неприятельском войске: Король повелел ежедневно закалывать в жертву своему фетишу от восьми до десяти девушек, для отвращения грозящей ему гибели. Победители предложили продолжать путь в Кумассию, но должны были это оставить, ибо фантии слишком тому противились. Подобным образом нашлись принужденными отказаться от покушения принудить короля Асинского восстать на ашантиев. Опасность минула, и фантиев уже нельзя было убедить ни к какому предприятию.

Враги хотя были побеждены, но не вдались в столь малодушное бездействие: воинственная бодрость снова вооружила их, и рать, превосходящая числом все прежние, вскоре двинулась к берегу. На сей раз они не встретили такого счастливого со стороны англичан сопротивления. Известно, что сей поход не был без урона последних, и смерть Сира-Карла Маккартея увековечит печальное об нем воспоминание. Странный случай предшествовал его падению; за два дня до сражения, в котором [172] Маккартей погиб, он, смеясь, сказал приведенным перед него пленным: “слыхал я, что вашему королю мои челюсти нужны для его большого барабана; и так понесут ему их завтра”. К несчастью, слова сии сбылись на самом деле.

С той поры все действия оставались бесполезными: Англичане не находят большой помощи в уроженцах, своих союзниках; ашантии господствуют почти над всей стороной, и повсюду распространяют грабеж и опустошение.

Много спорят, что начать в таких обстоятельствах; всякий говорит свое мнение. Но английское правительство, кажется, решилось прибегнуть к переговорам. Недавно узнали об отплытии на корабле “Портумусе” генерала Турнера, которому поручено протянуть ашантиям руку примирения. Он везет с собою великолепную качалку, шатер и другие дары, назначенные королю, в случае, когда найдут его в миролюбивом расположении. В случае же противном, генералу велено высадить войско и продолжать брань.

(Из Journ. des Voyages.)