Мыс Доброй Надежды в 1822 г.

В 1795 году, колония на Мысе Доброй Надежды была взята Англичанами. В следствие Амиенского мира, в 1802 году, она была возвращена Батавской Республике. Но Великобританния, хорошо зная цену столь важного владения, старалась возвратить оное. Обстоятельства новой войны благоприятствовали ее видам, и она ими воспользовалась. Мыс, завоеванный снова в 1806 году, был утвержден за Великобританниею, договором 1814 года.

Г. Барров, бывший Секретарем Лорда Макартнея, который в 1797 году сделан был Губернатором Мыса Доброй Надежды, ездил во внутренние части той земли. Возвратившись в Англию, он издал описание своего путешествия. Публика приняла весьма хорошо сию книгу, потому, что в ней заключалось множество точных и любопытных описаний.

Каковы бы ни были перемены в делах человеческих, но все, касающееся до Географии, остается неизменяемым, если [352] только какие либо необыкновенные перевороты в природе, которые, к счастию, происходят весьма редко, не понизят горы или не изменят ее формы, или не дадут рекам нового направления. Следственно, части сочинения Г. Баррова, заключающие в себе точные описания произведении природы, не потеряли цены своей: повторять то же другими словами был бы труд бесполезный и гораздо ниже того, которым мы обязаны сему путешественнику.

Если Г. Барров и некоторые из последовавших за ним Писателей опустили что либо, касающееся до Естественной Истории, то пополнение сего недостатка найдем мы, конечно, в сочинении, которое Французский Натуралист, Г. Лаланд, вероятно издаст. Сей путешественник употребил 1819 и 1820 годы на составление для Французского Правительства превосходного собрания предметов Естественной Истории, находящихся в полуденной Америке. Жители Мыса Доброй Надежды с благодарностию воспоминают готовность, с которою Г. Лаланд доставлял нужные им сведения и удовлетворял их любопытству. [353]

Но, с тех пор, как Г. Барров и другие описывали Мыс Доброй Надежды, в делах сей страны произошли перемены: она уже теперь не то, что была в конце осьмнадцатого столетия.

Первое важное происшествие, случившееся после капитуляции 1806 года, есть уничтожение торга неграми. Во время первого занятия Мыса Англичанами, с 1796 по 1802 год, привозили туда невольников, хотя уже и в то время торговля сия начинала казаться ненавистною. Привоз негров продолжался даже и в 1807 году, следственно уничтожение сего торга последовало уже в 1808; оно произвело некоторое влияние на домашнюю жизнь, на привычки, правы и характер жителей.

Постановления Британского Парламента открыли, в 1813 году, свободную торговлю между Мысом и Восточною Индиею.

Во все время содержания Наполеона Бонапарте на острове Св. Елены, с Мыса отправляемы были туда запасы муки, скота, вина и других съестных припасов, для сухопутных и морских войск, его охранявших. [354]

По смерти Наполеона, прекращение сей отрасли торговли могло бы быть вредным для хлебопашества на Мысе Доброй Надежды, в случае большого урожая, если бы еще прежде сего происшествия, народонаселение колонии не увеличилось прибытием новых потребителей.

В Апреле 1820 и в остальное время сего года, более 4,000 человек, родившихся на островах Великобританнии, прибыли на Мыс Доброй Надежды, где они надеялись найти независимость и безбедное пропитание, которых не могли иметь в своем отечестве, ошибочно полагая встретить их без труда на полуденной оконечности Африки.

Положением Совета, последовавшим 12 Июля 1820 года, позволено всем народам, находящимся в мире с Англиею, ввозить в колонию все произведения их земли и промышлености, кроме железных, бумажных, стальных и шерстяных изделий.

Наконец, 2 Июля 1821 года, актом Британского Парламента определено все, касающееся до торговли Мыса с Восточною Мидиею и Государствами, состоящими в мире с Великобританниею; уступка весьма важная, открывшая торговлю [355] Мыса Доброй Надежды кораблям Английским и кораблям сей колонии, нагруженным Индейскими товарами и назначенным в порты Европы, Америки, Антильских островов и Средиземного моря, принадлежащие иностранным Государствам.

Исполнительная власть на Мысе Доброй Надежды принадлежит Генерал-Губернатору. Если правда, как то утверждают политики, что деспотизм или неограниченное владычество одного само по себе дурно и может быть полезным только по стечению особенных обстоятельств, то надобно признаться, что случай чрезвычайно благоприятствовал колонии, потому, что все Губернаторы, с 1806 года, пеклись об ее благосостоянии и приводили в действие власть свою с кротостию и справедливостию.

Между прочими, Лорд Каледон, принимал разные меры, от которых колония должна чувствовать самые счастливые последствия.

В 1811 году он постановил, чтобы каждый год, двое Судей объезжали отдаленнейшие места, подлежащие его управлению. Ежегодное посещение двух должностных людей удостоверило мирно [356] живущих, что Правительство всегда готово оказать им свое покровительство; остановило беспорядочное поведение пограничных жителей и непростительные жестокости поселенцев, долгое время не привлекавшие на себя внимания и часто остававшиеся ненаказанными. Посещения сии принесли еще другую выгоду: люди, взятые по подозрению под стражу, но невинные, были освобождаемы по скором рассмотрении дел их.

Лорд Каледон постановил также, чтобы Уездные Правители объезжали каждый год все места, находящиеся в их заведывании, и заранее объявляли о времени своего посещения, дабы жители и невольники могли приготовиться к подаче им жалоб.

Кто не бывал в жарких странах, тот не может иметь понятия о том, как высоко там ценят изобилие воды, а недостаток в оной есть одно из бедствий полуденной Африки. Между тем на Столовой горе есть множество превосходных источников. Во времена Голландцев, они проведены были в два водоема, устроенные в нижней части города: в каждом семействе один невольник занимался единственно [357] приносом воды для домашнего обихода. Лорд Каледон выписал из Англии железные трубы, которые, проходя по всем улицам, приводят воду к насосам: ежедневно благодарят его за сие благодеяние.

Готтентоты, долгое время, подвержены были дурному обхождению и жестокости поселенцев. Это несчастное племя было бы скоро истреблено, если бы Правительство не поспешило к нему на помощь. Страх, внушаемые Готтентотам жестокими хозяевами, был столь велик, что они не иначе, как в ночной темноте и украдкою, осмеливались подавать Губернатору жалобы и испрашивать его милосердия, и Ноября 1809 года, прокламация Лорда Каледона установила все, касающееся до Готтентотов, находящихся в услужении у жителей, и определила, чтобы их ни под каким предлогом нельзя было удерживать по истечении срока. Губернаторы, последовавшие за Лордом Каледрном, продолжали начатое.

Миссионеры разных сект многочисленны и весьма деятельны; похвальные их опыты имели главным предметом научение и образование Готтентотов, которые, по видимому, охотно слушали [358] делаемые им наставления в правилах Веры. Готтентот легко понимает и без труда учится; но в то же время он имеет непонятную ветренность, не позволяющую ему постоянно заботиться о своем просвещении и приноровляться к образованности. Готтентот, приведенный из своего краала, хорошо одетый, хорошо кормленный, хорошо содержанный, наконец образованный в Европейском заселении, после годичного а иногда и большого пребывания в оном, при виде телеги, едущей на границу, сбывает с рук свое платье, накидывает на плеча овчину и ведет переднего быка, что обыкновенно поручается ребятишкам.

Чрезмерная привязанность сего народа к кочевой жизни представляет почти непреоборимое препятствие употреблению его на домашнюю услугу и сидячие работы.

Миссионерам удалось, в некоторых местах, отчасти научить мужчин разным рукодельям, а женщин употреблению иглы; других сделали они старательными и верными слугами. Однако ж выгоды колонии требовали бы, чтоб [359] можно было научить Готтентотов, не изменив существенного их характера.

Готтентоты обоих полов суть пастухи, волопасы и вожатые телег. Сей род службы так важен в колонии, что она много потерпела бы, если б все это поколение употреблено было на домашний работы. Ни одна часть народонаселении не заслуживает так много попечительности, внимания и покровительства Правления. Пастбищные места скота, нужного для потребления города, так отдалены, и стада овец так многочисленны и рассеяны, что их надобно водить миль 400 по пустошам и горам, на которых нет тропинок, так, что продовольствие зависит от неподражаемого искуства этих людей в воспитании и пастве скота, и их наклонности к сему занятию. Для нравственного усовершенствования Готтентотов надобно желать только, чтобы они были скитающимися Христианами, а не скитающимися идолопоклонниками.

Полагают, что Малайцев живет в колонии около 3000; обязанности веры исполняют они в покоях и больших залах, нарочно для того приготовленных, или в каменоломнях, близких к [360] городу. Один из их Иманов почитается человеком весьма ученым; говорят, что он очень хорошо знает Арабский и Еврейский языки. Он читает наизусть места из Корана с гармониею и благоговением, которые производят большое впечатление на его слушателей.

Думают, что Исламизм весьма распространяется между невольниками и свободными людьми черного цвета на Мысе, то есть, что не смотря на ревность Миссионеров, большое число Негров, Готтентотов, Мулаттов и проч. переходят от идолопоклонства, или лучшее сказать от фетишизма, к вере Магометовой. Уверяют, что одна из причин сего поведения, которое Христианин должен оплакивать, есть опасение прав, даваемых крещением невольникам, и ложное об оных понятие. Невольники уверены в существовании сего отвращения, и если их спрашивают, почему они приняли Магометанскую веру, они отвечают, что надобно иметь какую нибудь веру, а Христианской им принять не позволили.

Однако ж предубеждения на сей счет уменьшаются, и ныньче уже не столько противятся обращению рабов. [361] Утверждают, что хозяева начинают замечать, что невольники, наученные правилам Веры, служат им от того не хуже; посвящающие себя исключительно обращению рабов Миссионеры, из которых по одному находится в каждом селении, видят умножение числа их слушателей, и могут надеяться, что старания их не будут бесплодны.

Миссионеры всех сект следуют примеру Моравских Братьев в своих заведениях, в которых они соединяют Готтентотов для того, чтобы образовать и научать их, то есть, они в одно время учат их механическим искуствам и наставляют их в Религии. Я думаю, что они еще не совершенно достигли своей цели. Замечают, что благодетельность Моравской Миссии не простирается на соседство: Готтентоты, живущие под ее управлением, работают достаточно для своего пропитания; нужды их просты и малочисленны; но деревня их не доставляет окрестным местам ни ремесленников, ни поденщиков, а только небольшое число слуг. В других Миссиях чаще встречаются Готтентоты, которые наслаждаются некоторым довольством, которых [362] нужды уже несколько более изысканы, и которые трудятся с большим постоянством для удовлетворения их. В просвещении, Моравские Готтентоты сделали первый шаг, и на том остановились; другие же, напротив того, оказывают успехи очевидные: между ними образуется класс полезных ремесленников.

За границами колонии, труды сих Миссионеров принесли большую пользу, нежели внутри оной. Места их жительства сделались деревнями, в которых земледелие находится в цветущем состоянии, например, в Крааль-Фонтене и Грикка-Тоуне. Дружба была основана между людьми в местах диких, где они искали друг друга только для удовлетворения своей ненависти. Самый Бушман, кажется, уже не убегает сообщества других людей; он посещает места, в коих они собираются. Перемена сия, без сомнения, отчасти произведена спокойным действием кротости; потому, что ныне колонисты, живущие по границе, не могут уже ходить, как прежде, на травлю Бушманов, ни убивать их в лесах: эти жестокие поступки прекращены. Действие, о котором говорим мм, происходит также и от старания [363] Миссионеров, укрощать и смягчать нравы жителей сих стран. Получив мирные привычки и, так сказать, сделавшись ручными, они служат колонистам, которых стада овец и быков пасутся близь границы.

Все пространство, заключающееся между настоящими границами колонии Мыса и Гроот-Оранж-Ривиер или Гарипы, с каждым днем более и более подпадает власти сей колонии, не заключаясь впрочем в границах ее владении. Это страна бесплодная, которая будет неважным приобретением для колонии Австральной Африки. В скором времени присоединится она к владениям Английским: тогда колония будет простираться до Гарипы, и река сия будет составлять конец оной; и в нынешнее время она есть граница, положенная природою владениям нашим в сен части света.

Поговорим теперь о городе Капе и его жителях.

В конце Сентября, бухта Столовая не подвержена уже порывистым ветрам, которые почти беспрерывно дуют с северозапада: сильные дожди перестают; зелень Львиной горы, и поля, засеянные [364] овсом и ячменем, покрывающие ее подошву, увеселяют взор путешественника, который, во время продолжительного пути, видел только обширное пространство моря. Луга, усеянные цветками луковичных растений, столь же разнообразных как цвета радуги, украшающие его прекрасные загородные домики, странный вид Столовой горы, все соединяется, чтобы прельстить иностранца при его прибытии, и приготовить его к приятнейшим впечатлениям. Он сходит с корабля, и весело проходя по большому парадному месту, радуется, что может употребить свои ноги; его ведут в модный мещанский пансион, где мы оставим его отдохнуть от удовольствия, причиняемого новым его положением.

Кап, один порядочный город во всей колонии, которой он есть столица, ограничивается к западу, югу и юговостоку горами Львиною, Столовою и Чертовою; к северу бухтою, а к востоку оборонительною линиею. Город с домами и гадами, окружающими сию линию внутри, занимает пространство около тысячи акров. Две кареты могут проехать рядом в самых узких улицах: главные, [365] которые гораздо шире, идут от запада к юговостоку и перерезываются, под прямыми углами, другими улицами, ведущими от моря к оврагу, отделяющему Львиную голову от Столовой горы. Дошед до оврага, видим перед собою бухту и город, который, по своей правильности и чистоте, кажется прекрасным. Домы с плоскими крышами и вообще белого цвета, с окнами, выкрашенными зеленою краскою, просторны и покойны: вдоль фасада идет возвышенная терасса; сзади обыкновенно находится небольшой сад с виноградником. Частные сады, расположенные между городом и горами, прекрасны, и обильно снабжают жителей плодами и овощами: окруженные ими домы суть любимое жилище Голландцев.

Публичные здания суть: замок, большая казарма, запасный магазин, таможня, торговая зала, городская и окружная тюрьма, церкви Реформатская и Лютеранская и колониальный дом, заключающий в себе Канцелярию, Банк, Сиротский Суд, Судебную Палату, публичную Библиотеку и все присутственные, места, кроме Ратуши, находящейся в Городовом доме. [366]

Биржа, большое и прекрасное здание, выстроенное по подписке, на западной стороне парадного места, слишком велика дли тамошних торговых оборотов. Действительно почти вся торговля производится в разницу. Сама Индейская Компания продает цыбик чаю, два шпиона водки, пять кусков калико, и всякий другой товар в столь же малом количестве. Если сие Общество, владеющее обширною Империею, поступает таким образом, то чего ожидать от простых купцов? Они берут патент мелочного торгаша, и продают свои вещи или потребителям, или перепродавцам. Не смотря на ото, купцы сии получили в 1821 году товаров на 6,000,000 рейхсталеров; сверх того они вообще люди почтенные и уважаемые. Если Кап сделается со временем порто-франком, как должно надеяться, то оптовая торговля получит там большую важность и деятельность: тогда биржа не будет безмерно великою. В ожидании, ее хотят отдать в наем для того, чтобы давать в ней балы и другие собрания; странно видеть, что посреди Голландского населения, Терпсихора [367] и Грации изгоняют Плутуса из его храма.

В Капе не царствует предрассудок, что человек унижается, занимаясь покупкою и продажею; напротив, здесь купцы находятся в большом уважении. В Англии, когда пишут к человеку, не имеющему никакого титула, не отправляющему никакой гражданской или воинской должности, и который ни ремесленник, ни купец, то на адресе называют его esquire. Капские Голландцы сообразуются с сим обыкновением, когда пишут к Англичанам; но к слову esquire прибавляют из учтивости слово: coopman (купец), как титло самое почетное.

Покупать вещи за дешевую цену и продавать их с барышем есть занятие почти всех жителей Капа, за исключением только нескольких особ высшего класса; но если сии последние не занимаются тем же, то это не потому, чтобы они почитали торг для себя унизительным, но потому, что у них есть другие дела, отнимающие все время. Не дурна политика почитать почтенным то, что все делают. [368]

Невольницы ходят по городу, по деревням и по сельским домам, нося на голове, или заставляя идущего с ними невольника нести корзину с вещами, нужными для одеяния и туалета женщин; они продают их почти за ту же цену, как и в Капе. Хозяйка невольницы, возвращаясь с гулянья или с бала, считает рейхсталеры, принесенные разнощицею, сравнивает количество полученных денег с количеством непроданных товаров, и вверяет ей новые для завтрашнего похода. Бывали примеры, что невольниц наказывали за то, что они в целый день ничего не продали: хозяйка думала, что они не заботились о ее выгоде, занимаясь собственными своими делами. Торгуя таким образом, покупая вещь за дешевую цену при публичной продаже, и сбывая ее с рук с барышем на другой публичной продаже, многие семейства кормятся, или по крайней мере, получают некоторую выгоду.

Оставив биржу, входим в Гирсгрогд, улицу, ведущую к присутственным местам и к казенному саду, в которой находится дом Собрания, заведенного по подписке. В нем играют на билиарде и в карты; читают Журналы и книги [369] получаемые из Англии, а зимою дают балы. Врачи, судьи, офицеры, гражданские чиновники, купцы, частные люди, приезжающие из Индии, собираются там утром: там узнают новости, справедливые и ложные, и, подобно как и в Европе, там встречаются разные промышленники.

В Англии или Ирландии, дверь такого дома была бы осаждаема толпою нищих: здесь видишь только одного, который сидит на дороге. Он стар и слеп, и его может быть, каждый день приводит туда какой нибудь добрый человек для того, чтобы он мог наслаждаться теплотою благодетельного светила, которого блеска видеть не может.

Капский Банк есть, может быть, одно в свете заведение сего рода, в сундуках коего нет ни атома звонкой монеты: Директор за все платит и выдает все требуемые суммы бумажными ренхсталерами: другой монеты совсем нет в обращении.

Публичная Библиотека состоит из двух зал, наполненных книгами: в других комнатах находятся химические приборы. Все весьма хорошо устроено в сем заведении; основанием его было [370] собрание книг, сделанное Иоахимом Николаем фан-Дессином, который прибыл в Кап около половины семнадцатого столетия, и определен был в Секретари Сиротского Суда: он был человек довольно образованный, нрава Живого и веселого, и весьма любил общество. Господствующая его наклонность была к покупке книг: говорят, что он был не весьма сведущ в Словесности и Науках, и только по необыкновенной деятельности, удалось ему собрать множество драгоценных творений и составить в Капе такую Библиотеку. По смерти своей он завещал небольшую сумму, на проценты с коей Библиотека его должна была ежегодно умножаться. Воля его была исполнена коммисарами, которые обогатили Библиотеку многими хорошими сочинениями. Дессин женат не был: завещанием своим отпустил он на волю своих невольников, и доказал таким образом, что, занимаясь, в продолжение своей жизни распространением познаний и способствуя удовольствиям ближнего, он вместе с тем не забывал о человеколюбии и благотворительности.

Собрание Дессина было приумножено употреблением на сей предмет пеней, [371] налагаемых за легкие проступки, дареными книгами и щедростию колониального Правления. Библиотека сия заключает в себе лучшие творения, древние и новые, и даже те, которые изданы в последнее время по Нравственности, Литературе, Истории, Химии, Политической Экономии и Географии, наконец множество описании путешествий и Словари всех языков. Но в ней, кажется, недостает того, чего Дессин завещать не мог — читателей: любовь к чтению не есть господствующая страсть жителей Африки.

Общество города Капа состоит из начал, не имеющих между собою сродства; они суть: духовные особы различных исповеданий, врачи, имеющие дипломы и неимеющие их, люди должностные по судебной части, офицеры сухопутные и морские. Голландские Адвокаты, Голландцы, жители Мыса, и гражданские и военные агенты Компании дополняют список. Излишне было бы распространяться об Английской части общества: от островов Оркадских до Порт-Джаксона в Нью-Соут-Валисе, Англичанин нигде не может приноровиться к привычкам других; он с трудом подделывается [372] к нравам иностранцев; все не-Английское, все, к чему он не привык, не может быть ни хорошим, ни приличным. Шотландцы и Ирландцы более расположены мешаться с иностранцами, и удобнее применяются к их обыкновениям.

Люди, приезжающие из Индии, суть самые многочисленные и притом самые образованные. Заведение Коллегиумов в Калькутте, и особенно в Гейльсбюри, где преподается полный курс Наук, и где производятся экзамены в познании классических Авторов и Математики, заставляет их даже и тогда, когда они бывают ленивы, получать порядочное воспитание. Климат Индии и необходимость избегать солнца, принуждают их продолжать занятия Пауками. Прикащик, прибывший из Индии, если он только не чрезвычайный ленивец, постепенно повышается, и на него возлагают обязанности важные и доверенные. Через несколько лет, ему поручают сбор доходов, управление округом или какую нибудь другую значительную должность. Он привыкает думать о предметах важных; его рассудок изощряется, и он часто должен употреблять всю силу ума своего. Приезжая в Кап, он [373] привозит с собою более средств споспешествовать удовольствию общества, нежели большая часть тамошних жителей.

(Продолжение впредь.)