СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ПРЕДПРИЯТИЕ ФРАНЦУЗОВ ПРОТИВ КОНСТАНТИНЫ В 1836 И 187 ГОДАХ

Введение.

После удачной высадки Французов в 1830 году на Северный берег Африки и покорения Алжира, усилия Арабов не могли остановить распространения Французскаго владычества. Французам оставалось преодолеть только двух мощных врагов: Эмира Абд-эль-Кадера и Бея Константины Ахмета. Эмир занимал Оранскую провинцию и угрожал с этой стороны новой колонии. Не ранее как чрез несколько лет безпрерывной с ним борьбы, возможно было умерить до некоторой степени его военныя предприятия. С другой стороны Французы считали необходимым прочнее утвердиться в [66] Константинской провинции, куда Ахмет-бей ушел с своими сокровищами и своим войском. Они покорили уже вдоль морскаго берега города Бужию, Стору и Бону. Только Константина, в 10-ти милях от моря, местопребывание Ахмета, средоточие торговли и военных сил, и главная преграда всех сообщений от гаваней во внутрь земли — находилась еще в руках неприятеля. Чтоб хотя несколько упрочить свои владения, Французам надлежало непременно взять этот город. В 1836-м году они решились на это предприятие, не смотря ни на какия затруднения. Не легко было вторгнуться внутрь малоизвестной страны, посреди неприязненных жителей, по дорогам едва проходимым, без всяких других способов к снабжению войск продовольствием и военными потребностями, кроме запасов взятых с собою, и сверх того иметь перед собой не искусством, а самою природою чудно укрепленный город. Последствия показали, что Французы на этот раз поступили весьма опрометчиво и, в надежде на свою силу и храбрость, слишком мало обратили внимания на местныя [67] препятствия движению войск. Но чтоб лучше видеть, с какими средствами и при каких обстоятельствах они предприняли этот первый поход на Константину, мы считаем неизлишним бросить беглый взгляд на их положение в Африке, со времени занятия Алжира, и в особенности на военныя их учреждения.

При самой высадке в 1830-м году на Африканский берег, Французы должны были переносить множество лишений. Хотя по одолении Турецкаго ополчения, вскоре владычество над страною перешло в руки Французов, ибо туземные жители, состоящие из Арабов, Мавритян, Евреев, Негров, Европейцев и проч. привыкли с давних времен, без сопротивления, покоряться всегда победителю; однакож Арабы, возбужденные религиозным фанатизмом, явились жесточайшими и непримиримейшими врагами Французов. Сначала это подало повод к разным жестокостям и варварским поступкам; но Французы, благоразумным поведением своим, кротостию, охранением чужой собственности, покровительством магометанской [68] религии и ласковым обращением правительственных лиц, мало по малу укротили эту неприязненность и даже возбудили чувство привязанности к своему владычествованию. Впрочем, это благоприятное влияние могло распространиться только на тех жителей, коих земли были заняты Французами или находились в такой близи от новой колонии, что они имели возможность сравнивать правосудное и попечительное правление Французов с необузданною властию беев.

Более отдаленныя племена, почитавшия Французов все еще врагами и гонителями их религии, в особенности же горцы, привыкшие искони к совершенной независимости, оставались постоянно опаснейшими неприятелями колонии. Подстрекаемые своими знатными старейшинами, они всегда были готовы вторгнуться в пределы французских владений. По этому Французы нашлись в необходимости прикрывать свои границы укрепленными лагерями и постами. Усиленная служба, неблагоприятный их образу жизни климат, болотистыя, нездоровыя места, где часто надлежало учреждать [69] охранительные посты — все это способствовало к умножению числа больных. Если и собирались их войска для вторжения в земли неприятеля или для покорения какого-либо города, то всегда такое предприятие сопряжено было с большою опасностию и сопровождалось обыкновенно значительным уроном. В этой весьма пересекаемой стране Французы ходили по большой части наугад. Куда бы колонны их ни направились, из за каждаго холма, из за каждаго куста встречал их Бедуин, сильный, деятельный, умеренный в своих нуждах, презирающий смерть и вступающий в бой только в таком случае, когда выгода на его стороне. Нигде Французы не находили неприятеля в благоустроенных массах, которыя можно бы было сокрушить одним ударом, нигде не находили они магазинов или городов, могущих снабдить продовольствием. Они должны были все запасы везть с собой, что, без сомнения, по дурным дорогам, весьма затрудняло движение. В покоренных городах Французы встречали только пустыя, ветхия хижины. Никто из жителей не привозил съестных [70] припасов; рынок походил на пустыню, где войско должно бы с голоду умереть, еслиб не имело с собой провианта. С приближением к какому-либо Арабскому лагерю, палатки и люди ускользали от Французов как блуждающие огни; перед ними являлась голая степь, которая, с первым их шагом назад, вновь наполнялась неприятелями. Таким образом, по мере безграничнаго удаления цели предприятия, Французы нигде не могли стать твердой ногой; они всегда принуждены были возвращаться туда, от куда выступили в поход, и во время такого отступления Арабы не переставали нападать с яростию на усталыя войска. Задерживаемые большим обозом и дурными дорогами, Французы должны были безпрерывно выдерживать атаки на свои фланги. Стрелки их, по причине местных препятствий, не могли следовать по сторонам дороги, между тем как проворные арабские всадники пробирались повсюду. Наконец, колонна приходила обратно из экспедиции, потерпев значительную потерю, без всякой пользы.

Вскоре эти неудачи научили Французов [71] принимать лучшия меры для исполнения подобных предприятий. Двумя средствами отвратили они многия неудобства: во-первых, учреждением укрепленных лагерей и постов на своих операционных линиях они устроили себе хранилища для разных запасов и опоры на случай отступления, и во-вторых, сформированием войск из туземцев приобрели они таких людей, которые, по знанию страны и по привычке к климату, служили им передовою стражей и разведчиками.

Вся колония получила новое управление, а военному ведомству дано следующее образование. Губернатор, уполномоченный значительною властию, имеет свое местопребывание в Алжире. Вся страна разделена на военныя области, которыя также подразделены на округа, кантоны и общины. Начальник каждой области — генерал или полковник; в его ведении все войска, расположенныя в городах, гаванях, укрепленных лагерях и постах, находящихся во вверенной ему области. В Алжире, сверх того, содержится особой подвижной резерв, котораго [72] начальник, в случае отсутствия губернатора, занимает его место.

Армия составлена из Французских и туземных войск. Французския войска, как пехота так и кавалерия, под названием Африканских полков, имеют особый состав. Каждая область содержит на своем иждивении два полка: один пехотный и один легкой кавалерийский. Пехотные полки состоят из 3, 4 и даже 5 баталионов; в каждом баталионе 6 рот егерей, 1 рота карабинеров, 1 рота фланкеров, вооруженных винтовками, 1 рота волтижеров и кадр резервной роты, остающийся в Европе. Сверх того, к каждому баталиону присоединено по две роты волонтеров. Число людей в роте ни в каком случае не должно быть менее 90 человек. Баталионы пополняются посредством вербования во Франции, но принимаются также иностранцы и жители Алжирских областей. Кадры рот состоят однакож исключительно из природных Французов. В ротах волонтеров служат туземцы; но в кадрах их, звания начальников, унтер-офицеров и фурьеров [73] должны быть непременно заняты Французами. К каждому пехотному полку присоединена команда пионеров и саперов, и бригада мулов. Учрежденный в каждой военной области легкий кавалерийский полк заключает в себе 4, 6, а иногда и 8 эскадронов конных егерей, к которым причислено еще 2 или 3 эскадрона спагов (spahis). Кадры конно-егерских эскадронов составлены также из Французов, а кадры спагов, кроме ротмистров и административных чинов, из туземцев. В каждом эскадроне положено содержать не менее 120 коней.

Француз или иноземец, прослуживший по-крайней мере 4 года в Африканских полках, имеет право поселиться в Африке; он получает от правительства безвозмездно участок земли и освобождается от платежа податей на столько лет, сколько прослужил. Кто, вместо хлебопашества, желает заняться каким-либо ремеслом, тому это не возбраняется. Каждый туземец, вступивший добровольно в службу с своим собственным оружием или лошадью, получает жалованье и не несет со всем семейством [74] своим никаких налогов и податей в продолжение службы. По прослужении нескольких лет, не менее трех, он приобретает право, с переходом в прежнее состояние, не платить податей за себя и свою семью в продолжение стольких лет, сколько находился на службе. Содержащие себя на своем иждивении в кавалерии получают, сверх обыкновеннаго жалованья, еще прибавку ежемесячно.

Кроме Африканских полков, и пехоты и кавалерии из туземцев, во всех городах и округах сформировано земское ополчение. В городах все способные к бою мущины от 20 до 45-ти летняго возраста обязаны в городской черте исправлять внутреннюю службу, и могут также, в случае надобности, быть употреблены вне города, для занятия военных постов и в небольшия экспедиции, не простирающияся далее округа. В каждом округе число этого ополчения соображено с величиной, народонаселением и богатством округа. Часть ополчения должна быть постоянно на военной ноге и получает в это время жалованье от правительства. [75] В случае предпринятия большой экспедиции, находящияся на службе части ополчения нескольких округов, подчиняются особому начальнику.

Таким образом в Африке образовалась военная сила, которая самостоятельно могла действовать для защиты края, не требуя присылки свежих войск из Франции ¹. Сформирование туземных войск и соединение их с Французскими полками принесло сим последним величайшую пользу. Теперь можно было для исполнения самих трудных обязанностей службы употреблять туземцев; все форпосты вокруг колонии, особенно находящиеся в нездоровых местах, вверялись им. Приобыкшие к перенесению трудов, от которых бы Французы изнемогли, они оставались почти постоянно на открытом воздухе, днем под палящим зноем, а ночью окруженные густым туманом, питаясь с своими лошадьми плодами и кореньями, которые могли добывать на [76] занятой ими местности. В случае движения Французов на неприятеля, они служили проводниками в знакомой им стране, охраняли колонны со всех сторон от засад и следуя в голове войск, вступали первые в бой.

Первая экспедиция в 1836-м году.

При таких обстоятельствах Французы решились в 1836-м году предпринять экспедицию к Константине. Маршал Клозель, главный начальник, целый год уже принимал различныя меры для счастливаго окончания сей экспедиции. Прежде всего он собрал сведения о местном расположении Константины и о дорогах, туда ведущих; он старался также жителей тех стран, чрез которыя надлежало проходить, привлечь на свою сторону. Ахмет-бей за свою жестокость и корысть нигде не был любим; по этому Французы вознамерились его подданным предложить другаго бея. Они считали Юссуфа, эскадроннаго командира, способным к тому человеком. И действительно Юссуф, по рождению и воспитанию своему Мусульманин, а по видам личным Француз, [77] казалось, имел все качества для занятия этого места. Произходя из низкаго класса людей, он был однакож ловок и храбр как любой Арабский предводитель, и во всех приемах своих походил на пашу, как-бы рожденный для этого звания. От его хитрости, мужества и решительности можно было ожидать блестящих успехов. Окружающия Бону племена уже отреклись от Ахмет-бея и предались покровительству Французов. С племенами, более отдаленными, Юссуф вел переговоры, которые в конце 1835 года имели успешныя последствия, и приверженность к Ахмет-бею уже заметно колебалась. Французы ожидали только благоприятнаго времени года, чтоб сосредоточить свои силы и начать экспедицию.

Между тем маршал Клозель испрашивал разныя пособия от своего правительства, которыя и были ему обещаны, так что летом 1836 года он надеялся иметь до 30 000 войск. Получаемыя от лазутчиков сведения и разсказы Юссуфа о Константине и о дороге туда были столь удовлетворительны, что не предстояло сомнения на счет [78] успеха экспедиции. Французы мечтали уже, что Константина в их руках. Но обстоятельства приняли другой оборот. Во Франции явилось новое министерство, которое, быв занято делами более важными, не обращало такого внимания на предложения и требования Клозеля, как прежнее министерство. Стали даже сомневаться в присылке в Африку обещаннаго подкрепления войск.

Маршал Клозель продолжал однакож делать свои приготовления к предстоявшему походу. Он приказал в Дреане (5 льё от Боны) учредить укрепленный лагерь, предназначив его сборным пунктом для войск. Юссуф, которому было поручено формирование туземных войск, занял ими этот лагерь. Ахмет-бей, пользуясь малочисленностию сил, дошел до Дреана и увел из окрестностей весь скот с собою. Удобное для экспедиции время года уже приближалось, а о средствах, нужных к этому походу, еще ничего наверное не знали. Наконец, палата депутатов решительно отказала Клозелю в пособии войсками и предоставила его усмотрению, экспедицию вовсе отложить [79] или предпринять ее, если собственныя его способы в Африке к тому достаточны.

Кажется, благоразумие требовало отложить экспедицию; но отказаться от такого предприятия, для котораго было сделано столько приготовлений, и пред лицем Европы навлечь на себя подозрение в робости — это не согласовалось с пылкостию Французов и тем менее с характером главнаго начальника, который слыл офицером храбрым. Маршал Клозель решился открыть поход. Вместо подкреплений из Франции, надлежало назначить часть гарнизонов Алжирскаго и Оранскаго, которые однакож не могли скоро прибыть на сборное место. Продолжительные дожди и бури затруднили следование войск. Вся страна была как-бы затоплена водой; да и плавание по морю представляло не менее неудобств. Один баталион, посаженный на корабль в Оране, прибыл в Бону чрез 29 дней, тогда как этот переезд совершается обыкновенно в 4 дня. Другое судно с 30-ю обозными лошадьми разбилось у берега; третье с таким [80] же числом лошадей, сильными ветрами занесло в Тулон. Вместо 1 500 мулов, которых ожидали для перевозки военных запасов, собрано не много более 400. Между тем наступил уже Ноябрь месяц. Все эти обстоятельства снова заставила призадуматься: начинать ли в этом году экспедицию или нет? Но как по опыту известно было, что в Северной Африке в это время года обыкновенно стоит постоянно сухая и свежая погода, которая облегчает войскам перенесение трудов походных и боевых, и как в прошлом году в это самое время предприняты были с наилучшим успехом разныя экспедиции в Оранской провинции, то и решились не отлагать движения на Константину, тем более, что и число войск считали достаточным для штурмования города.

После отправления некоторых частей войск вперед в Гуельму, маршал Клозель с остальными выступил из Боны 13 Ноября. Погода, как ожидали, была прекрасная. Свежий ветер с неимоверною [81] скоростию осушил затопленную землю, и дороги сделались удобопроходимыми.

Корпус войск, к которым присоединился и герцог Немурский, второй сын Короля Французов, состоял из следующих частей:

Регулярные и иррегулярные спаги, один баталион стараго Турецкаго ополчения и 4 горныя орудия с прислугою из туземцев, составляли особый, передовой отряд, под командой Юссуфа.

Настоящий авангард, под начальством генерала Риньи, заключал в себе: 1 баталион легкой пехоты, 1 баталион Африканских войск, 1 роту волонтеров, 1 полк конных егерей, 1 саперную роту и 4 орудия.

Главныя силы, под командой генерала Трезеля, состоявшия из двух линейных и одного легкаго пехотных полков, были разделены на 3 бригады; при каждой бригаде находилось отделение горных орудий.

Резерв, под командой полковника Пети д’Отрив, состоял из одного линейнаго полка с двумя гаубицами. На него возложена была обязанность иметь наблюдение за [82] следованием артиллерийскаго и инженернаго парков, военных и продовольственных запасов и обозов. Должность начальника штаба исправлял полковник Леруа-Дюверже, начальника инженеров полковник Лемерсье, и начальника артиллерии полковник Турнмин. К начальнику штаба прикомандировано было несколько топографов для съёмки страны; сверх того к войскам присоединилось много волонтеров, художников и артистов.

Число войск было следующее:

Сверх сего находилось 400 мулов для перевозки снарядов, провианта и багажа. Каждое орудие было снабжено ста выстрелами и каждый человек имел с собою продовольствия на 5 дней. В Дреане отпущено людям мясо на 7 дней живым скотом, который и должно было гнать с собою.

До Гуельмы, обнесеннаго каменной стеной города, не встретилось никакого препятствия в движении войск. Дороги были хороши. Обозы могли, не отставая, следовать за войсками. Однако уже в первый день случилось неприятное произшествие: 60 арабских погонщиков мулов ушли ночью с биваков, частию с своими мулами, оставив в лагере тот груз, который сии последние везли. Таким образом 150 000 патронов и множество других вещей надлежало оставить в Гуельме и назначить к ним 150 человек для караула. Туда же приказано было следовать одному баталиону, опоздавшему [84] своим прибытием в Бону, и оставаться там в виде резерва.

Войска пошли далее к реке Ценати, напутствуемыя хорошею погодою и никем не обезпокоиваемыя. По обеим сторонам дороги виден был дым из труб; никто из жителей не оставлял своих домов; они спокойно занимались своими полевыми работами или пасли стада. Хотя иногда на высотах и показывались вооруженныя толпы или войска Ахмета, однакож, с приближением Французов, они тотчас же уходили. При таком положении дел, бодрость Французских войск более и более возрастала; не было меры надеждам и ожиданиям; все было так хорошо приготовлено; переговоры Юссуфа с жителями были так успешны; перевозочные и продовольственные способы были столь удовлетворительны. Все прославляли своего вождя и ожидали с уверенностию счастливаго исполнения экспедиции.

Но скоро веселое расположение духа войск изменилось. Ясное, темнолазуревое Африканское небо, с переправой Французов через реку Ценати, начало покрываться облаками. [85] Холодный, резкий ветер дул прямо в лице; дождь, сменяясь по временам снежною вьюгой, лил ливмя и причинял Французам неимоверныя затруднения. Парки и прочие обозы, для которых едва доставало упряжи, не могли более в порядке следовать. Хотя буря иногда и утихала, но при всех усилиях, саперы не в состоянии были исправить того, что было испорчено дождем и выступившими из берегов ручьями, через которые вовсе не имелось мостов. Весьма часто надлежало останавливать войска, чтоб обождать отсталыя части и обозы. По причине медленности похода и самое продовольствие начало уже оскудевать. Все с нетерпением желали скорее дойти до Константины, до которой, как уверяли, оставался только один переход, и где еще в предстоящую ночь надеялись найти спокойный ночлег. Нет сомнения, что большая часть Французов были того мнения, что с появлением их, жители недоступной Константины отворят им ворота. В этой сладкой надежде, Французы выступили утром 20/8-ro Ноября с своего ночлега. Ночь застала [86] их среди перехода; ибо в течении дня передовой отряд их должен был несколько раз выстраиваться против Арабов, да и главныя силы неоднократно останавливались для обождания арриергарда. Между тем буря, снег и дождь не переставали ни на минуту. Войска, шедшия целый день по колено в грязи, принуждены были стать биваками также в грязи. Не было ни полена дров, чтоб высушить одежду или сварить кашу. Войска расположились на ночь в том самом порядке, как шли. Арриергард, озабочиваясь движением обозов, прибыл уже поздно ночью; к нему присоединилось множество отсталых от всех колонн. Во всю ночь шел снег, так что утром 21/9-го Ноября нашли 17 человек замерзшими. Множество людей от изнеможения и усталости могли едва идти. Экспедиционная армия, не видав еще неприятеля, была уже чрезвычайно разстроена.

До Константины оставалось еще около трех льё. Войско двигалось с трудом вперед; из артиллерии, одне только горныя гаубицы могли следовать. Наконец [87] Французы дошли до желаемой цели — возвышенной плоскости Мансура. Перед ними амфитеатром лежал город; на цитадели его развевалось красное знамя.

Константина расположена на склоняющейся несколько к Северовостоку высоте, которая, как бы скалистый остров, окружена почти отвесными крутизнами. Только с Юговосточной стороны она соединяется посредством узкаго перешейка с возвышениями Кудьят-Ати и единственно в этом месте доступна. По всему протяжению города, омываемому рекою Румммель, противуположный берег состоит также из ниспадающих отвесно скал, от чего все течение Руммеля вокруг города образует ущелье от ста до четырех сот футов глубины. Река эта в двух местах скрывается в пещеры, и глубина ея, при самых сильных дождях, никогда не превышает 4-х футов. Повсюду на грани скал устроены жилища, без всяких оборонительных верков. Те только места, которыя представляют некоторую возможность к всходу, преграждены простыми земляными насыпями или каменными стенами; [88] но со стороны Кудьят-Ати возведены правильныя укрепления; здесь трое ворот ведут в город; они соединены каменной стеной, в 24 фута вышины, и обороняются несколькими казематными батареями. Четвертый выход, Баб-эль-Кантара, находится на Северовосточной стороне города, где, при повороте Руммеля, через ущелье перекинут каменный мост. Стоящая на городском берегу четырехсторонняя башня и две казематныя батареи защищают эти ворота. В высшей части города лежит Касба, род цитадели, похожей более на казарму; там учреждена батарея о 8-ми орудиях, которая хотя и командует частью города, но против неприятеля, вторгнувшагося уже внутрь города, почти вовсе действовать не может.

В самом городе считалось 25 000 жителей, по большой части Мавритян и Евреев. Улицы в нем узкия, площади тесныя. Впереди ворот, со стороны Кудьят-Ати, находилось обитаемое купцами и ремесленниками предместье, которое исключая нескольких отдаленных строений, самими Арабами в 1837 году срыто до основания. В городе вовсе нет ключевой воды. Ее собирают [89] частию в цистернах, а частию берут из Руммеля, к которому ведут подземные ходы. О числе войск в Константине Французы не имели положительнаго сведения; они знали только, что сам Ахмет-бей, с своими женами и сокровищами, удалился в Милà, и защиту Константины поручил одному из своих офицеров.

С появлением Французов на высоте Мансура, их встретили из города несколькими хорошо направленными выстрелами. Такой прием убедил их, что и в эту ночь они не отдохнут от своих трудов в Константине. Генерал Клозель, сделав предварительно рекогносцировку, приказал на высоту Мансура поставить орудия, а возвышения Кудьят-Ати занять войском, которому там окопаться и наблюдать выходы из города. Назначенный для сего авангард генерала Риньи переправился в брод через Руммель и поднимался в гору. В это время из города сделана была против него вылазка более чем в тысячу человек. Вооруженные, а за ними невооруженные и женщины, которыя криком своим ободряли первых, ринулись [90] из города, заняли домы предместья и открыли по Французам жестокий огонь. Несколько сомкнутых рот бросились на неприятеля, отразили его и принудили к отступлению, которое вскоре превратилось в бегство. Безпорядок бегущей толпы был так велик, что вместе с нею предстояла возможность ворваться в город. Но Французы не имели достаточнаго подкрепления, потому что не ожидали такого случая. После сего авангард занял некоторыя строения и ограды на Кудьят-Ати и приступил к возведению укреплений.

Две бригады и отряд Юссуфа расположились на высоте Мансура. В следующее утро, после больших усилий, прибыла туда и полевая артиллерия. Остальныя войска прикрывали главную квартиру, находившуюся более назади.

Арриергард (62-й полк) и вместе с ним роты инженернаго ведомства, парки и обозы, никак не могли догнать прочих войск; не смотря на все старания двинуться далее вперед, они не в состоянии были выбиться из грязи и ночевали с 21/9 на 22/10 Ноября на [91] том же месте, в грязном лагере, как его прозвали солдаты. Шедший во всю ночь снег еще более затруднил выступление утром. Рыскавшие вокруг лагеря арабские всадники заметив такое положение Французов, не замедлили им воспользоваться. Они появились в значительном числе и ежеминутно угрожали нападением. Начальник арриергарда видел всю невозможность сделать им сильный отпор, потому что большая часть его людей убежали ночью из лагеря. Они полагали, что главныя силы вступили уже в город или покрайней мере вблизи его имеют более удобств, и потому, уходя тайком от своих офицеров, спешили по одиначке достигнуть до высоты Мансура. Многие из них, не имея сил от усталости идти далее, были поутру найдены замерзшими или утонувшими в грязи. Таким образом арриергардный полк, без боя, уменьшился до 280 человек. Начальник его был вынужден просить Клозеля о подкреплении.

Между тем инженерное начальство приняло меры к спасению по крайней мере осадных парков. Под артиллерию запрягли [92] лошадей из под провиантских повозок. Арриергард, прикрывая следование этого транспорта, вынужденным нашелся оставить без всякой защиты повозки, нагруженныя сухарями, вином, рисом, кофеем и сахаром. Все это вскоре сделалось добычею неприятеля. Когда Юссуф, со своими спагами, прибыл на подкрепление арриергарда, то уже все было разграблено и уничтожено. С потерею продовольственных запасов, положение Французов сделалось весьма затруднительным. Маршалу Клозелю оставалось из двух избрать одно: либо тотчас же отступить, либо штурмовать город и тем доставить своим крайне усталым войскам продовольствие и отдых.

О правильной атаке невозможно было и думать; ибо осадныя орудия находились еще в пути, да и перевозка их через Руммель на высоты Кудьят-Ати, от куда единственно представлялась возможность весть правильную атаку, была совершенно невыполнима. Стоявший там авангард только с большим трудом успел перевезть туда свои горныя гаубицы. [93]

В таких обстоятельствах Клозель решился предпринять штурм и назначил для того мост у ворот эль-кантара. Он приказал полевыя орудия, которыя уже ранним утром 22/10 Ноября открыли с Мансуры огонь по неприятельским орудиям, спустить вниз по скату высоты и подвезть как можно ближе к воротам, с тем, чтоб оне сначала действовали по батареям, защищающим ворота, а потом разбили и самыя ворота. Не смотря на продолжавшуюся целый день стрельбу, действие ея было весьма незначительно. Только к вечеру, казалось, она произвела некоторое разрушение; после чего тотчас же приказано было войскам, на Мансуре находившимся, приготовиться к штурму ночью. Удача этого предприятия была вероятна; ибо, повидимому, неприятель все внимание свое обратил на возвышения Кудьят-Ати.

Около 10-ти часов вечера пять рот отборных войск подведены были ближе к воротам и расположились там за закрытиями, какия нашлись. Они с нетерпением ожидали прибытия саперов, за которыми [94] послали в отставший назади инженерный парк и которые поэтому пришли весьма поздно. Два сапера подкрались к мосту и достигли ползком до ворот, не быв замечены арабскими часовыми. Они нашли ворота, от действия артиллерии, отклоненными несколько назад и пробитыми, но так, что сквозь отверзтие мог пролезть только один человек. Проникнув далее, они заметили другия ворота крепко замкнутыя. В это время, по несчастию, саперы были открыты арабскими часовыми, которые в туж минуту пустили по ним ружейный огонь.

Ночи оставалось уже немного; приготовления отняли столько времени, что нельзя было надеятся успеть до разсвета подорвать ворота; по этой причине, к величайшему неудовольствию войск, все предприятие приказано было отложить до следующаго дня. В 6 часов утра роты возвратились на свои биваки, простояв целую ночь даром в грязи. Остававшияся на высоте Мансура войски провели также большую часть ночи под ружьем, для немедленнаго подкрепления помянутых пяти рот. [95]

23/11-го Ноября погода разъяснилась. Артиллерия продолжала разбивать ворота. Неприятельская батарея ответствовала на эту стрельбу слабо и безуспешно. В течение целаго дня делались приготовления к предназначенному на следующую ночь штурму. Было отдано приказание, чтобы войска, стоявшия на Кудьят-Ати, в одно время с атакой на ворота, предприняли эскаладу. Огонь артиллерии после полудня все еще не производил желаемаго действия, а между тем его надлежало умерить, чтоб иметь возможность усилить стрельбу вечером. Инженеры с своей стороны готовились к преодолению предстоявших им преград. Генерал Трезель устраивал данныя ему войска к штурму. Ввечеру артиллерия употребила свои последния усилия к разгромлению ворот. Каждый выстрел ея обращал на себя общее внимание, потому что от действия орудий зависела удача предприятия.

Наконец настал решительный момент — ночь. Взошла луна и стало так ясно, что неприятель мог видеть каждое движение Французов. Впрочем, попыткою прошлой [96] ночи, Арабы и без того наблюдали внимательнее. На этот раз о скрытном подходе войск не льзя было и помышлять. Саперы с своими петардами, порохом и инструментами, перешли чрез мост под градом пуль, и принялись за работу деятельно. Со страхом и надеждой ожидали последствия их работ. Наконец, войскам дано было знать, что ворота отперты и что часть людей ворвалась уже в город. Генерал Трезель, имея виду, что в таких обстоятельствах не льзя терять ни минуты, двинулся тотчас вперед, прошел в голове своей колоны до моста, осыпаемый пулями из соседственных домов, был ранен и нашелся вынужденым дать приказание к отступлению, потому что дошедшее до него известие об открытии ворот, оказалось ложным. С этой попыткой все кончилось; вся надежда изчезла, ибо инженеры объявили о невозможности ворваться в город, а эскалада со стороны Кудьят-Ати также не удалась.

Все были поражены этим несчастным произшествием. Неудовольствие войск [97] возрасло до высшей степени, и действительно, положение их было ужасное; значительное число раненых и еще более больных, малое количество огнестрельных припасов, совершенный недостаток в продовольствии, кругом голая степь и многочисленный неприятель, а в тылу путь отступления в 40 льё. Маршал Клозель созвал военный совет, где, как водится, представлены были различныя мнения и предложения. Клозель решился на отступление, сколь возможно правильное. В следствие сего он принял тотчас же надлежащия распоряжения и приказал генералу Риньи, его бригаду, с Кудьят-Ати, присоединить к прочим войскам. По причине значительной убыли лошадей, коих часть погибла от изнурения, а часть была съедена, по наличнoмy их числу надлежало сообразить, что из военных запасов следовало взять с собой. Оставшееся после убитых оружие, как равно все вещи и запасы, менее нужные, были разломаны и сожжены. После нескольких часов отдыха, утром войска собрались к выступлению. Прежний авангард, под начальством генерала Риньи, [98] поступил теперь в арриергард и должен был, для прикрытия отступления, занять позицию на высоте Мансура. Юссуф с своим отрядом пошел опять в авангарде. Тотчас по выступлении колон, появились многочисленныя толпы неприятеля и пустились вслед за Французами. Уже при самой подошве Мансуры, Арабы овладели двумя горными орудиями и двумя последними повозками с ранеными.

Распоряжения маршала Клозеля к отступлению были, без сомнения, весьма благоразумны. Он приказал войскам следовать в двух колонах, по обеим сторонам дороги, имея обоз в промежутке. Но все усилия его к водворению должнаго порядка в войске, истощенном трудами и голодом, были тщетны. Уже в самом начале движения ограбили они палатки Юссуфа и его отряда. Потом, прибыв к тому месту, где, во время следования к Константине, Арабы напали на повозки с продовольствием, и найдя здесь еще некоторые остатки разных съестных припасов, и в особенности несколько бочек с водкой, они бросились необузданно на эти бочки, разбили их и не взирая на то, [99] что водка смешалась с грязью, пили ее с жадностию. При таких остановках в движении войск, в первый день на переход в три льё употреблено было 8 часов. Далее, войска отступали в более стройном порядке, но в безпрестанной борьбе с неприятелем, лишениями и трудами. К счастию Французов, Арабы и Кабилы не имели ни мужества, ни искуства, чтоб сделать решительное нападение на колонны: это их только и спасло.

1-го Декабря/19-го Ноября экспедиционная армия прибыла обратно в Бону. Можно вообще сказать, что единственно неблагоприятная погода, и произшедший от того недостаток в перевозочных способах, были причиною неудачи предприятия. Клозеля можно винить только в том, что в соображениях своих он слишком мало обратил внимания на эти случайности.

Вторая экспедиция в 1837 году.

Прошлогодняя несчастная экспедиция убедила Французов, что для них не столько опасен неприятель, как непроходимость [100] страны, причиняемая дурною погодою, и недостаток в продовольствии, и потому, предположив в 1837 году произвесть новую экспедицию, они не упустили принять все возможныя меры к отвращению испытанных ими в первом походе затруднений. Приготовления их ко второй экспедиции продолжались с Генваря по Сентябрь. Они учредили три укрепленные лагеря в Дреане, Нешмейе и Мджес-Гаммаре, исправили стены вокруг Гуельмы и выстроили там каменную казарму. Чрез все эти места и далее до высоты Рас-эль-Акба проложена была дорога, удобная для прохода осадной артиллерии. В Мджес-Гаммаре, где устроены были бараки, магазины и полевой госпиталь, Французы свезли все свои военные и продовольственные запасы. Таким образом, на этот раз они имели уже, на половине пути от Боны до Константины, укрепленное место, снабженное всеми потребностями, от куда могли с удобностию отвращать подвозом всякий недостаток.

Назначенныя в экспедицию войска были перевезены морем, частию из Тулона, частию из прибрежных Африканских [101] городов в Бону и от туда отправленье в Мджес-Гаммарский лагерь. 1-го Октября/19-го Сентября 13 000 человек, 6 000 лошадей и 33 орудия, под начальством генерал-лейтенанта графа Дамремона, находились в совершенной готовности к выступлению. Они были разделены на две колонны, в каждой по две бригады, под командой: Е. К. В. герцога Немурскаго, генералов Трезеля, Рюльера и Бро. Инженерами начальствовал г. л. барон Флёри, а артиллериею г. л. граф Вале.

Состав артиллерии был следующий:

Прислуги 6-ть батарей: 1 к полевым орудиям, 1 к горным и 4 к осадным. Сверх того особая команда ездовых, понтонеров и мастеровых, и 2 фурштатския роты. В них заключалось: офицеров 46, нижних чинов 1 154, верховых лошадей 196, упряжных 911, мулов 120.

Осадных орудий 17, а именно:

24-х фунтов. пушек — 4;
16-ти фунтов. пушек — 4;
8 дюймов. гаубиц — 2;
6 дюймов. гаубиц — 4;
8 дюймов. мортир — 3. [102]

Полевых и горных орудий 16; а именно:

8-ми фунтов. пушек — 4;
24-х фунтов. гаубиц — 2;
12 фунтов. гаубиц — 10.

На каждое осадное орудие имелось по 200 боевых зарядов, на каждое полевое по 180, и на каждое горное по 120 с гранатами и по 10-ти с картечью. Сверх того в артиллерийском парке везлось: 1 000 килограммов пороху, 200 военных ракет, 50 крепостных ружей, 500 000 пехотных патронов и несколько легких мостов для пехоты. Весь парк состоял из 126 повозок.

Провиантское ведомство заготовило большие запасы в Мджес-Гаммаре, и хотя оно употребило 589 упряжных лошадей и 483 мула для перевозки продовольствия вслед за войском, но этого было недостаточно, так что надлежало часть артиллерийских и инженерных повозок нагрузить ячменем и соломой. По этой причине инженеры нашлись вынужденными половину своих вещей оставить в Мджес-Гаммаре; однакож, при всем том, они успели взять с собою 40 000 мешков, которые им нужны были для [103] устроения подступов и батарей на каменистой почве, окружающем фронт атаки Константины.

Каждый солдат снабжен был свежим хлебом и сухарями на 4 дня и имел еще в двух мешечках сухарей, рису, сахару, кофе и соли на 8 дней; сверх того он должен был несть на себе некоторое количество мелко исколотых дров, для варки каши в пути.

В день выступления, 1-го Октября/19-го Сентября граф Дамремон отдал следующий приказ: «Солдаты! Мы приступаем к экспедиции против Константины. Вам предоставлена честь отмстить за товарищей ваших, которых мужество, от влияния враждебных стихий, сокрушилось в прошлом году под стенами этого города. Ваша самоуверенность и ваше усердие служат мне порукой в успехе предприятия. Франция смотрит на вас и сопровождает вас своими желаниями и попечениями. Покажите себя того достойными, — достойными Короля, который доверил вам одного из своих сыновей, разделяющаго с вами все труды и опасности; покажите [104] себя достойными отечества, дабы оно гордилось называть вас своими сынами».

В 7½ часов утра выступили из Мджес-Гаммары бригады Е. К. В. герцога Немурскаго и генерала Трезеля, вместе с первою половиною парков и обозов. На другой день последовали за ними 3 и 4 бригады и остальныя части парков и повозок.

Предпринятый ныне в хорошее время года поход, сокращенный почти на половину от предварительнаго сбора войск в Мджес-Гаммарском лагере, совершался без особых затруднений. Сначала хотя и возникли опасения от появившихся в войске лихорадок и холеры, завезенной из Тулона; однакож эти болезни вскоре до того ослабели, что во всю экспедицию из большаго числа больных умерло только 43 человека.

5-го Октября/23-го Сентября — в нескольких льё от Константины, соединились обе колоны и парки. Вдали, между высотами Мансура и Кудьят-Ати, виднелась Константина, и на левом берегу Бумерзуга лагерь Ахмета. Войски остановились биваками на том самом месте, где в прошлом году находился известный [105] Грязной лагерь. Ввечеру этого дня завязалась первая незначительная перестрелка с арабскими всадниками.

6-го Октября/24-го Сентября в 9 часов утра войски прибыли на возвышение Мансура. Вокруг Константины не заметно было никакой перемены, кроме уничтожения предместья к стороне Кудьят-Ати. Красныя знамена Арабов развевались на тех же местах, как и в прошлом году. Главная квартира и парки расположились в отдаленнейшей части высоты Мансура, подле марабута Сиди-Мабрук, а обозы и полевой госпиталь, под прикрытием арриергарда, стали на равнине у подошвы Мансуры.

Начальники артиллерии и инженеров немедленно приступили к предварительному обозрению крепости, которая, впрочем, известна была уже из прошлогодней экспедиции. Они убедились, что единственно со стороны Кудьят-Ати предстояла возможность атаковать Константину; ибо здесь вся ея защита заключалась в простой стене между ворот, которая, кроме проделанных в нескольких местах бойниц, ничем не [106] была усилена. На этом основании принят следующий план атаки: сначала утвердиться на Кудьят-Ати, перевезть туда осадныя орудия и пробить в городской стене брешь; а для подкрепления этой атаки, построить на Мансуре несколько батарей, которыя действовали бы во фланг и тыл неприятельских орудий, поставленных на стене против Кудьят-Amu, и привели в молчание фронтальный огонь батареи в Касбе.

При исполнении этого предположения, самое большое затруднение состояло в учреждении между высотами Мансура и Кудьят-Ати сообщения, удобнаго и для проезда осадных орудий. Долго не могли согласиться в выборе направления для устройства дороги; наконец решились провесть ее на Римский водопровод, выше слияния Руммеля и Бумерзуга. Между тем, чтоб не терять времени без пользы, положено было устроить немедленно несколько батарей на Мансуре. Не смотря на выше изъясненный план атаки, Французы питали надежду покорить город одним действием по нем с означенных батарей. [107]

Войску было объявлено, что Е. К. В. Герцог Немурский принял на себя управление осадой.

В полдень 6-го Октября/24-го Сентября генерал Рюльер получил приказание с 3 и 4 бригадами занять Кудьят-Ати. Четыре полевыя орудия, поставленныя на высоте Мансура, должны были подкреплять это движение своей стрельбой. Генерал Рюльер направил через долину данныя ему войска в двух колоннах, выше и ниже соединения Руммеля и Бумерзуга, где находились броды. У Римскаго водопровода стояла в боевом порядке Арабская конница, которая, однакож, с приближением Французов, тотчас ушла назад. Шедшая ближе к городу колона была встречена огнем артиллерии из города. При этом случае генерал Флёри, который вел колонну, потерял своего адъютанта, убитаго ядром. Наконец, генерал Рюльер, не встретив более неприятеля, занял Кудьят-Ати, на вершинах коего, ближайших к городу, саперы немедля устроили бруствер из одних камней, взятых с кладбищ, и привели в оборонительное состояние несколько [108] уцелевших там строений. Таким образом Французы стали на Кудьят-Ати твердою ногой и могли от туда наблюдать выходы из города.

Граф Дамремон желал на высоте Мансура поставить несколько орудий по продолжению фронта, предназначеннаго к атаке, но как это оказалось невозможным, то и были избраны следующия места:

Для Королевской батареи, № 1, возвышение несколько ниже Мансуры и ближе к городу. Вооружение ея: 24 фунт. пушка 1; 16-ти фунт. 2; 6-ти дюйм. гаубиц 2; первая на левом фланге батареи, вторыя в центре, последния на правом фланге. Назначение батареи: на фронте атаки, между воротами Баб-ель-Джедид, Баб-эль-Уэд и Баб-ель-Дгабия, сбивать орудия и разрушать укрепления, стреляя преимущественно по батареям, находящимся у первых двух ворот.

Для Орлеанской батареи, № 2, на вершине Мансуры, правее стариннаго Тунисскаго редута. Вооружение ея: 16-ти фунт. пушек 2, и 8 дюйм. гаубиц 2; Назначение батареи: сбивать орудия, стоящия в Касбе и на двух батареях правее ворот эль-Кантара. [109]

Для кессель батареи, № 3 левее Тунисскаго редута. Вооружение ея: три 8-ми дюйм. мортиры; назначение: бросать бомбы на фронт атаки, в Касбу и на батареи, которых огонь трудно привесть в молчание.

Для Немурской батареи, № 4, на скате, правее Кудьят-Ати. Вооружение ея: 24 фунт. пушек 3; 6-ти дюйм. гаубиц 2. Назначение ея: открыть брешь в Баб-эль-Джедид. Эту батарею дозволялось, в случае надобности, разделить на две части, избрав для гаубиц местность более удобную.

В 4 часа пополудни артиллерийския команды отправились из Сиди-Мабрук на места батарей № 1, 2 и 3-го и тотчас же приступили к работе, при пособии рабочих от пехоты. В то же время 100 саперов и 300 пехотных солдат занялись устройством дороги по скату высот, на протяжении 1 200 метров, для провоза 24-х и 16-ти фунтов. орудий на батарею № 1. Для ускорения сооружения этой весьма важной и необходимой батареи, рабочие усилены были командой саперов, на которых возложили построение [110] левой отдельной ея части для 24-х фунт. пушки.

В этот же день понтонная команда приступила к устройству двух мостов, для пехоты, через реки Руммель и Бумерзуг, выше и ниже Римскаго водопровода. Артиллерийской офицер, посланный с колонною генерала Рюльера, для ближайшаго обозрения позиции на Кудьят-Ати, донес, что ведущия туда дороги для провоза 24-х фунт. орудий и самое возведение бреш-батареи (№ 4) представляют, по мнению его, чрезвычайныя затруднения во всех отношениях.

7-го Октября/25-го Сентября ночь была прекрасная. С разсветом дня Герцог Немурский, сопровождаемый графом Дамремоном и генералом Вале, осматривал работы, произведенныя в продолжении ночи на трех батареях № 1, 2 и 3. Земляные кофры Орлеанской и кессель-батарей были окончены. Эти кофры, как равно амбразуры, надлежало одеть мешками, которые наполнялись землей пехотными рабочими в Тунисском редуте. Для уменьшения работы, пытались углубиться в землю, но на кессель-батарее уже на глубине 0,66 [111] метр. (2 фута 2 дюйм.) показалась скала. Самыя большия затруднения встретились при устроении Королевской батареи, основание которой состояло из голой скалы; сюда должно было всю землю носить в мешках; по этой причине и кофр в продолжение ночи не мог быть окончен; на разсвете бруствер превышал только немного стул амбразур; и как самая местность была для 5-ти орудий слишком тесна, то и надлежало на левом фланге батареи устроить особый эполемент для 24 фунт. пушки, весь совершенно из земляных мешков.

Гарнизон с своей стороны также не оставался в бездействии. Рано утром он сделал незначительную вылазку, из ворот эль-Кантара, против праваго фланга позиции Французов на Мансуре, в намерении привлечь сюда их внимание, между тем как Арабы в тоже время, в числе 700 или 800 человек, с неимоверною отважностию бросились на Кудьят-Ати. Некоторые смельчаки дошли до подошвы ретраншаментов и водрузили там красное знамя; но были опрокинуты и прогнаты неоднократными [112] атаками Французов. Одновременно с этою вышедшею из города пехотою, появились в тылу Французской позиции безчисленныя толпы Арабских всадников, собравшихся на окрестных высотах; однакож Французская кавалерия встретила их столь мужественно, что они принуждены были опять укрыться в свои горы.

В 8 часов утра генералы Вале и Флёри поехали обозревать дорогу, по которой предполагалось перевозить артиллерию на Кудьят-Amи. Они нашли, что от парка до реки Бумерзуга нет никаких затруднений и все это пространство скрыто от неприятеля; между бродом чрез Бумерзуг и водопроводом, часть дороги на протяжении 200 метров, подвержена неприятельским выстрелам; но как разстояние от сюда до крепости составляет до 1 000 метров, то помянутое неудобство сочтено неважным, тем более, что его никак невозможно было избежать. Впрочем, эта часть предположенной дороги идет по столь крутому скату (косогору), что для проезда здесь артиллерии, требуются значительныя работы. За [113] водопроводом до реки Руммель местность опять скрыта от города и скат довольно отлог; но берега Руммеля высоки и круты, так что проложение сходов требует больших работ. По переходе в брод чрез Руммель, должно выйти на Тунисскую дорогу, которая довольно хороша.

Кроме этих работ по проложению дороги, предназначено также построить замкнутое укрепление на возвышении, находящемся у соединения рек Руммель и Бумерзуг, и поместить там 50 человек, которые бы охраняли наиболее удаленную от лагеря часть дороги от набегов неприятеля.

При ближайшем обозрении фронта атаки, открылось, что присыпка земли уступами к скалам вокруг города, срыта, так что нигде не льзя предпринять эскалады. Крепостная стена, по меньшой мере высотой в 8 метров, имеет вверху ход с бойницами, в иных местах даже в два ряда. На фронте атаки, где заметны новыя постройки с казематными батареями, находятся 18 амбразур, вооруженных медными орудиями; между амбразур пробиты бойницы. Впрочем [114] подошва эскарпа всей этой стены видна с французских батарей и выдающаяся часть ея весьма слабо фланкирована. В этом месте предположено сделать брешь, и для того, в 500 метрах от стены, начать нынешним же вечером строить брешь-батарею (№ 4) на три 24 фунт. пушки. Генерал Вале лично назначил росположение этой батареи на Тунисской дороге и приказал сверх того в ночь построить, немного впереди № 4, еще другую батарею № 6, для двух 6-ти дюймовых гаубиц, которыя должны открыть огонь на следующее утро вместе с прочими батареями на высоте Мансура. Батареи № 4 и 6-го надлежало также строить из мешков, наполняемых землею там, где она найдется, и подносимых людьми к месту постройки. Для ускорения работ, в пособие артиллеристам назначены три роты сапер.

В предположении, что к утру 8-го Октября/26-го Сентября все батареи (исключая № 4) будут готовы, генерал Вале отдал по артиллерии следующий приказ.

«Завтра 8-го Октября/26-го Сентября с разсветом дня, [115] артиллерия откроет огонь; сигнальным знаком будет служить первый выстрел с Королевской батареи. Орудия направлять и прицеливать сколько возможно вернее. Офицеры должны на это обратить особенное внимание и чаще поверять. Стрельбу производить по усмотрению командиров батарей, усиливая или замедляя ее сообразно с замечаемым действием; но ни в каком случае в течение дня не выпускать из каждой пушки и гаубицы более 80, а из каждой мортиры более 60-ти зарядов.

С Кессель-батареи продолжать стрельбу и ночью весьма медленно, направляя выстрелы преимущественно в те места, где, по всей вероятности, неприятель производит исправления или где обнаружится пожар.

В бомбы и гранаты, снаряжаемыя на батареях, класть куски зажигательнаго состава.

Независимо от стрельбы с осадных батарей, четыре полевыя орудия, поставленныя на высоте Мансура, будут действовать по батареям, находящимся выше ворот эль-Кантара и правее их. Двум другим полевым орудиям и двум 6-ти дюйм. [116] гаубицам стрелять с Кудьят-Ати по маскированным батареям близь ворот Баб-эль-Уад.

Военныя ракеты пускать ночью с кессель-батареи в одной очереди с бомбами; цель действия их та же, что и для мортир.

30 крепостных ружей, разместить близь Королевской и Немурской батарей, для стрельбы в амбразуры неприятельских батарей и для приведения в молчание ружейнаго огня из крепости».

На Кудьят-Ати работы производились в продолжение целаго дня без особой помехи. На высоту Мансура брошено из крепости несколько бомб, которыя имели хорошее направление, но не причинили никакого вреда французским батареям.

В час пополудни пошел дождь и перестал в 3 часа. В это время надлежало начать вооружение трех батарей на Мансуре; однакож оно было отложено до 5-ти часов, дабы дать земле несколько просохнуть. По причине каменистой почвы не льзя было вбивать кольев, от чего при установлении платформ встретились большия затруднения. [117] В 6-ть часов приступлено к перевозке орудий на батареи 1, 2 и 3. Между тем дождь опять начал лить.

Ночь с 7-го на 8-е Октября/25-го на 26-е Сентября. Не смотря на темноту и бурную погоду, роты саперов и 750 человек от пехоты отправились для производства предназначенных выше работ; они заблудились и прибыли на места весьма поздно, встретив большую опасность при переходе бродов, от возвысившейся там воды. У водопровода, в продолжение нескольких часов, среди глубокой темноты и дождевых потоков, тщетно пытались возводить насыпи; физическая невозможность этой работы вынудила в час пополуночи отправить людей обратно в лагерь. Равномерно и при устройстве эполемента батареи № 4-го, работа шла с некоторым успехом, пока имелись мешки, наполненные землею в продолжении дня; после чего никакой не было возможности наполнять их вновь; ибо с одной стороны земля находилась в жидком состоянии, а с другой мешки были сделаны из столь дурнаго холста, что во время переноски почти вся земла из них вытекала. [118] Поэтому и здесь работа прекращена в 3 часа утра.

Вооружение батарей № 2 и 3-го исполнено без особых затруднений; но перевозка орудий на Королевскую батарею встретила на вновь устроенной по крутому косогору дороге непреодолимыя препятствия, потому что дождем снесло всю присыпанную землю; притом же в темноте невозможно было не сбиться с проложенной дороги, имевшей не более 2-х метров с половиною в ширину, от чего две 16-ти фунтовыя и одна 24 фунт. пушки опрокинулись в рытвины и не смотря на все усилия, не могли быть ночью от туда вывезены.

8-го Октября/26-го Сентября. Дождливая погода не прекращалась, и как по этой причине всякое сообщение с Кудьят-Ати было прервано, то решились, вместо остановившейся постройки батареи № 4, возвесть новую батарею Дамремона, № 5, на вершине Мансуры и в одном почти направлении с Королевскою батареею. С разсветом дня, 7 рот саперов начали наполнять мешки землей в Тунисском редуте, от куда 200 человек от [119] пехоты переносили их на место постройки. Кофр и амбразуры были окончены в час, а платформы и все вооружение в 2 часа по полудни. На эту батарею поставили две 6-ти дюйм. гаубицы и три 24 фунт. пушки. По причине ненастной погоды, препятствовавшей ясно видеть предметы, которые должно было обстреливать, и по усталости людей, открытие огня со всех батарей приказано было отложить до следующаго утра.

Между тем понтониры, при помощи Зуавов, вытаскивали опрокинутыя ночью в рытвины три орудия и успели в течение дня вытащить только одну 16-ти фунт. пушку. Саперы с своей стороны исправляли дорогу, и выкапывали в некоторых местах довольно глубокия колеи, для того, чтобы направленныя по ним колеса, не позволяли орудию опрокидываться.

В этот день действие из крепости было вовсе ничтожно.

Ночь с 8-го на 9-е Октября/26-го на 27-е Сентября. Артиллерия окончила совершенно вооружение батарей на Мансуре. В прочих местах никаких работ [120] не производилось, потому что дождь шел ливмя без остановки.

9-го Октября/27-го Сентября. В 7-мь часов утра открылся огонь с батарей № 2, 3 и 5-го на Мансуре и № 6 на Кудьят-Ати, и продолжался во весь день. Не смотря на дождь, понтонерам и Зуавам удалось вытащить из рытвины другую 16-ти фунт. пушку и перевезть, вместе с первою, на Королевскую батарею. Эти орудия тотчас же открыли огонь. Стрельба из крепости, продолжавшаяся с утра довольно живо, около полудня стала гораздо медленнее, и потом вовсе прекратилась. Канонада Французов, при всех усилиях артиллеристов, оказывала мало успеха; ни бомбы ни ракеты не производили желаемаго действия; и хотя на фронте атаки, были разрушены некоторыя защиты, но это не имело на город никакого влияния. Теперь увидели всю ничтожность мнения тех неопытных лиц, которые в Боне и Мджес-Гаммаре с презрением говорили о безполезности и излишестве взятых с собою осадных парков, и которые, утверждали, что с появлением Французских войск с [121] несколькими полевыми орудиями на Мансуре, жители не замедлят, после первых выстрелов, открыть им ворота городския.

Генерал Дамремон ясно усматривал, что со стороны Мансуры городу не льзя ничего сделать, и что совершенно необходимо осадныя орудия перевезть на Кудьят-Ати; имея однакож в виду те затруднения, которыя встретятся при такой перевозке, было вновь предложено штурмовать ворота эль-Кантара, или с Кудьят-Ати подвесть минеров к крепостной стене и взорвать ее подкопами. В первом случае, как можно было видеть с Кудьят-Ати, штурмующая колонна должна бы более 300 метров пройти по открытой местности, под выстрелами артиллерии, действующей из амбразур, и под ружейным огнем со стен и из домов, окружающих это место на протяжении 600 метров; потом, по прибытии колонны к ограде, ей надлежало бы остановиться и выждать действие петарды на первыя ворота, с разрушением коих единственная выгода состояла бы в возможности проникнуть на небольшую площадку, не [122] имеющую другаго входа вовнутрь города, кроме вторых ворот, и окруженную со всех сторон бойницами, сквозь которыя неприятель мог бы поражать атакующих, так сказать, в упор дула. Что же касается до сделания бреши посредством мины, то и это предложение, в настоящих обстоятельствах, оказывалось невыполнимым; ибо для сего надлежало бы к подошве стены подвесть минера скрытым образом и к обезпечению его работ, иметь плацдармы с сильным траншейным караулом, который был бы в состоянии отразить вылазки гарнизона. Все эти подходы, на протяжении 500 метров, следовало бы устраивать на скалистой местности, к чему не доставало ни времени, ни средств. И так, к покорению Константины не предстояло другаго способа, как пробить брешь с Кудьят-Ати, и прежде всего перевезть туда осадныя орудия. Первоначально предложенная дорога, мимо водопровода, теперь, после сильных дождей, была вовсе непроходима, и потому надлежало избрать другой путь. Решились артиллерию везть сначала по дороге, ведущем прямо в [123] город, через брод реки Руммель, который от наиболее выходящаго угла крепостной стены отстоит на 530 метров; по переправе через реку, повернуть круто налево, оставив вправо развалины конюшен бея (Бардо), и взбираться на весьма крутой бок высоты Кудьят-Ати; потом повернуть на право и выйти на Тунисскую дорогу, по которой уже можно следовать без затруднений. Весь этот крутой подъем на Кудьят-Ати, как равно брод и часть дороги до брода, по правому берегу реки, находятся под выстрелами с крепости.

Ночь с 9-го на 10-е Октября/27-го на 28-е Сентября. Согласно со сделанными днем распоряжениями, послана была одна рота саперов вперед для исправления дороги, по которой назначено следовать артиллерии; две другия саперныя роты, вместе с пехотой, заняли развалины Бардо А и марабут В, с тем, чтобы от туда прикрывать движение артиллерии, по переходе ея через Руммель, и приготовить для себя закрытие, от куда бы можно было начать вести подступы вперед. Саперы пробили бойницы во внешних стенах этих [124] строений, исправили некоторыя развалившияся части стен, построили перед воротами тамбуры из камней и проч. Во время сих работ инженерные офицеры обозрели прилежащую к марабуту В рытвину, длиной в 200 метров, скрытую своим направлением и своей глубиной от крепости и ведущую на возвышение фронта атаки, до разтояния 150 метров от эскарпа. Так как для полнаго дефилирования этой рытвины требовалось немного работ, то и предположено было употребить ее в виде обширнаго плацдарма, и продолжить ее сколько возможно далее вперед, дабы таким образом штурмующая колонна могла подойти, под закрытием, ближе к бреши, или можно было, в случае надобности, устроить другую брешь-батарею.

В полночь Арабы предприняли вылазку на марабут В, которая однакож была отражена. Французы хотели между этим постом и развалинами Бардо сделать скрытый ход; но это оказалось невозможным как по причине каменистой почвы, так и потому что не имелось излишних мешков, [125] для наполнения землею, которые надлежало сберегать на устройство других закрытий вблизи крепости; и потому положено было между этими двумя постами установить сообщение ночью, или и днем, но бегом.

Что касается до артиллерии, то генерал Вале приказал с батареи Дамремона снять две 24-х фунт. а с Орлеанской батареи две 16-ти фунт. пушки, и отправить их с наступлением ночи на Кудьят-Ати. При спуске орудий по крутизнам Мансуры встретились величайшия затруднения по причине темноты ночи и размытой дождем дороги, должно было на каждом шагу ощупью избирать лучшия места для проезда артиллерии, и от того она прибыла к броду через Руммель только в полночь. Брод оказался весьма широким и наполненным огромными обломками скалы; однакож не смотря на то, удалось одну 24 фунт. пушку спустить до средины брода; но здесь все усилия к дальнейшему движению орудия остались тщетны: надлежало приняться за очистку брода от каменьев. Канонеры, саперы и часть людей, занимавших пост у развалин Бардо, [126] должны были, войдя по-пояс в воду, откатывать каменья, счищать первый подъём на берег и пособлять движению орудий за колеса. Наконец, первая 24 фунт. пушка, запряженная 40 лошадьми, в 6 часов двинулась вперед, с разсветом дня выехала на высоту Бардо и пошла далее. С крепости неприятель тотчас же открыл огонь, который однакож не нанес большаго урона. Между тем вторая 24 фунт. пушка перешла брод, повернула налево насупротив Бардо и взбираясь на второй подъем, опрокинулась влево с дороги в овраг, потому что от пущеннаго с крепости картечнаго выстрела лошади испугались и бросились в сторону. В это время неприятель усилил свой огонь; но не смотря на то, две 16 фунтовыя пушки и снарядные повозки прибыли благополучно на вершину Кудьят-Ати.

В эту ночь артиллеристы, вместе с саперами продолжали строить батарею № 4. Толщину ея бруствера надлежало ограничить четырьмя метрами, по недостатку мешков. Безпрерывный дождь в течении двух суток до того размочил землю, что работа шла [127] весьма медлено и с большими затруднениями.

10-го Октября/28-го Сентябя. Для поднятия опрокинувшейся 24 фунтовой пушки послано было, кроме канонеров, 200 человек рабочих от пехоты, которые, под огнем с крепости, успели это орудие вытащить из оврага и доставишь на Кудьят-Ати к 10½ часам утра.

В течение целаго дня 150 человек наполняли мешки землей у марабута В, дабы с наступлением ночи иметь готовый материял для немедленнаго устройства плацдарма впереди рытвины, служащей подступом к крепости.

Вместо снесенных предшествовавшими этому дню бурями двух мостов у водопровода, понтониры устроили сегодня новый мост для пехоты подле брода через Руммель, насупротив Бардо.

Ночь с 10-го на 11-е Октября/28-го на 29-е Сентября. Саперы возвышали края рытвины каменьями и мешками с землей, в тех местах, где караульные и рабочие не были достаточно скрыты от крепости. В то же время саперы повели две сапы вправо и влево от марабута С, под [128] прикрытием цепи наблюдательных постов. Мешки с землею доставлялись туда пехотными рабочими, которые передавали их один другому. Работа шла сначала быстро летучею сапою; но в 8½ часов неприятель, заметив ее, открыл с крепости сильный ружейный огонь и стрельбу ядрами и картечью, так что должно было прекратить работы и приказать всем наблюдательным постам и рабочим укрыться в готовых уже частях сапы, в рытвине и за строением марабута. Через полчаса, когда огонь стал несколько слабее и потом производился только по временам, Французы приступили опять к работе, но уже полною сапою, и не прекращали ее, не смотря на ружейную пальбу, до самой полночи; в это время она приостановлена была на короткое время вылазкою Арабов, которые однакож тотчас же были отражены штыками траншейнаго караула. До разсвета, саперы успели в каждую сторону от марабута С провесть сапу на 13-ть метров; причем брустверу левой сапы дана была высота в 2,50 метра, а правой — в 2 метра. [129]

В эту же ночь батареи № 4 и 6-го совершенно окончены и приступлено к постройке батарей № 7 и 8-го; бруствер сих последних сложен был из находившихся на месте камней и только амбразуры их одеты мешками с землей. К перевезенным накануне двум 24-х фунтов. и двум 16-ти фунт. пушкам, до разсвета 11-го Октября/29-го Сентября доставлены еще на Кудьят-Ати: одна 24 фунт. пушка с батареи Дамремона, две 8-ми дюймовыя гаубицы с Орлеанской батареи, мортиры с кессель-батареи № 3 и военныя ракеты. Сам начальник артиллерии генерал Вале прибыл в 6-ть часов утра на Немурскую батарею и приказал тотчас приступить к вооружению готовых батарей.

В продолжение этой ночи дополнено так же вооружение Королевской батареи, на Мансуре, двумя 6-ти дюймовыми гаубицами, снятыми с батареи Дамремона. Таким образом Королевская батарея была приведена в то состояние вооружения, которое ей предназначалось 6-го Октября/24-го Сентября.

11-го Октября/29-го Сентября. В 9 часов утра с батарей [130] № 1, 4, 6 и 8 открыто действие. Батарея № 4, вооруженная тремя 24 фунт. пушками ² и осадною 16-ти фунтовою, направила свой огонь, для сделания бреши, на часть стены, наиболее выдающуюся вперед и находящуюся вправо от угла К. Батареи: № 6-го, вооруженная двумя 6-ти дюймов. гаубицами, и № 8 — одною 16-ти фунт. пушкою и двумя 8-ми дюйм. гаубицами, имели назначение бить прямо в амбразуры крепости, направленныя на осадныя работы. Королевская батарея, № 1, действовала в тыл по фронту атаки и по находящимся позади его строениям. Через час после открытия пальбы, огонь с крепости приведен был в молчание и даже ружейная стрельба почти вовсе прекратилась; после чего все внимание французских артиллеристов обратилось на сделание бреши. Им приказано было пушки батареи № 4 наводить на 8 футов ниже амбразур, а из гаубиц бросать гранаты на валганг или разбивать ими одежду.

Для развлечения внимания неприятеля, [131] Французы пытались одною 16-ти фунтовою пушкою пробить ворота эль-Дгабиа, но видя неуспешность этого действия, оно вскоре прекращено. В час пополудни открыт огонь с кессель-батареи № 7, вооруженной тремя 8-ми дюймов. мортирами. Замедление произошло от того, что платформы были слишком поздно доставлены на батарею. Действие этой кессель-батареи ограничивалось бросанием бомб вокруг начатой бреши.

К вечеру обвал несколько обозначился; однакож, он был еще крут и неудобовосходим. Крепостная стена оказалась весьма хорошей кладки и столь прочная, как того не ожидали. Имея в виду, что с разстояния 500 метров, четырьмя только орудиями, при ограниченности зарядов и краткости времени, не льзя надеяться удовлетворительнаго успеха в пробитии бреши, Французы решились в следующую ночь переместить орудия вперед, в плацдарм, часть котораго обратить в эполемент батареи и продолжить сапу сколько возможно ближе к крепости.

Ночь с 11-го на 12-е Октября/29-го на 30-е Сентября. В 7 часов [132] вечера началась постройка второй бреш-батареи № 9, в 150 метрах от крепости. Неприятель, который сам занимался исправлением разбитой стены, не безпокоил работ осадных. В 3 часа бреш-батарея была уже готова; оставалась только настлать платформы, что однакож встретило большия затруднения по причине неровности и наклона местности; в некоторых местах надобно было на целый метр насыпать земли. Саперам надлежало устроить траверз, параллельно крепости, впереди прохода в 10 метров, оставленнаго, для следования штурмовых колонн, между оконечностью плацдарма и марабутом D. В то самое время, когда хотели приступить к этой работе и когда с батареи № 4 двинули орудия на новую бреш-батарею, по дороге совершенно видимой с крепости, неприятель открыл жесточайший ружейный огонь как по работам, так и по орудиям; но к счастию Французов, темнота препятстовала меткости стрельбы и от того орудия их прибыли на батарею без значительной потери людей. Между тем пошел [133] столь сильный дождь, что не возможно было ни продолжать работ, ни подносить мешков с землею, тем более, что люди от безпрерывных, продолжительных усилий и от болезней, которыя не щадили ни кого, находились в совершенном изнеможении.

В эту же ночь, по распоряжению генерала Вале, батарея № 4-го вооружена вновь одною 16-ти фунт. пушкою и двумя 8-ми дюймов. гаубицами, снятыми с батареи № 8-го, и еще двумя 6-ти дюйм. гаубицами, привезенными с Королевской батареи. Батареи № 6-го и 7-го остались в прежнем положении.

12-го Октября/30-го Сентября. С разсветом Французы заметили, что неприятель, пользуясь ночью и бездействием осадных батарей, на коих производилось новое вооружение, исправил бреш с большим тщанием, завалив вершину обвала толстыми мешками с шерстью и разными другими препятствиями, которыя следовало немедленно уничтожить.

В 6-ть часов утра генерал Вале прибыл на батарею № 4-го, и тотчас же послал узнать, в каком положении находится новая бреш-батарея. Ему донесли, что [134] два орудия стоят уже на своих местах, и что остальныя две пушки будут также в скором времени поставлены, но что там нет еще ни одного заряда. Имея в виду, что на эту батарею невозможно было провезть передков, ни даже перенесть зарядных ящиков, он приказал употребить, для переноски по одиначке пороховых зарядов, пехотных рабочих, и подтвердить им, чтоб они, не сталкиваясь друг с другом, пробегали скорее то открытое пространство до батареи, которое обстреливалось с крепости. Приказание это было в точности исполняемо и без большой потери.

В 9-ть часов утра батарея № 4-го находилась уже в полном новом вооружении. В это время граф Дамремон, сопровождаемый Е. К. В. Герцогом Немурским и своим штабом, спускаясь с вершины Кудьят-Ати к сей батарее, был убит ядром с крепости. Генерал-лейтенант граф Вале, как старший по нем, тотчас же вступил в командование войсками и приказал открыть огонь с батарей № 4, 6 и 7-го, дабы умерить действие с крепости и тем [135] облегчить доставку зарядов на батарею № 9. Однакож не смотря на то, неприятель до самого вечера продолжал ружейную стрельбу по открытой местности ниже батареи № 4-го.

В час пополудни новая бреш-батарея (№ 9) открыла огонь. Генерал Вале приказал расширить бреш вправо и влево, что и было в скором времени исполнено. После сего выстрелы направлялись в верхнюю треть обвала и наконец на два фута ниже вершины его, в намерении уменьшишь крутость верхней части всхода и разрушить работы, произведенныя неприятелем в продолжение ночи.

Между тем Зуавы, под руководством нескольких саперов, устроили, для прикрытия плацдарма с левой стороны, эполемент, примыкающий к марабуту D, и укрылись за ним от арабских стрелков, которые неоднократно пытались безпокоить их с этой стороны.

В 6-ть часов вечера бреш признана доступною, и потому граф Вале на следующее утро назначил штурм, приказав [136] вместе с тем, чтоб артиллерия во всю ночь продолжала действовать, производя чрез каждые пять минут по выстрелу, а с появлением рабочих на бреши заряжать картечью.

Назначение приступа утром последовало, во-первых, потому что ожидали встретить сильный отпор неприятеля позади бреши, где он мог устроить различныя защиты, неизвестныя осаждающим, и где, как бы в лабиринте, ему знакомом, все выгоды темноты ночной были бы на его стороне, а во-вторых, потому что днем, в виду начальников и товарищей, более соревнования даже между храбрейшими солдатами.

Ночь с 12-го на 13-е Октября/30-го Сентября на 1-е Октября. Саперы построили, вправо от марабута D, род траверза, для прикрытия выхода из плацдарма.

Назначенныя на приступ войска, под начальством Е. К. В. Герцога Немурскаго, прибыли до разсвета на предписанныя им места. Оне были разделены на три колонны:

Первая, под командой подполковника Ламорисьера, составлена из 40 сапер и [137] минеров с 4-мя офицерами, из 300 Зуавов и двух отборных рот 2-го легкаго полка. Она поместилась в плацдарме, позади батареи.

Вторая, под командой полковника Комба, составлена из волонтерной роты 2-го Африканскаго баталиона, 80-ти сапер с 5-ю офицерами, 100 человек 3-го Африканскаго баталиона, 100 человек иностраннаго легиона и 300 человек 47 линейнаго полка. Она расположилась в рытвине.

Третья, под командой полковника Корбеня, состоявшая из двух баталионов, сформированных из всех полков, стала в Бардо.

Офицеры и нижние чины инженернаго ведомства, не назначенные на штурм, оставались в резерве в плацдарме, в готовности двинуться, смотря по обстоятельствам и потребностям атаки.

Во всю ночь неприятель с крепости почти вовсе не стрелял, но с движением войск к бреш-батарее он открыл сильный огонь. В тоже время и осадныя батареи удвоили свое действие, продолжая на разсвете [138] осыпать бреш ядрами, бомбами и гранатами и разрушать ея защиты и орудия на крепости.

13/1-го Октября. Наконец, в 7 часов утра, граф Вале, находившийся уже с 4-х часов на бреш-батареи с Герцогом Немурским и начальником инженеров, признав обвал совершенно удобным ко всходу, подал знак к начатию штурма. Первая колонна тотчас же двинулась из плацдарма, и под облическим ружейным огнем с крепости, быстро прошла беглым шагом пространство до крепости, причем ранено только два человека. Подполковник Ламорисьер и инженерный баталионный командир Вьё, в голове колонны, первые взошли на вершину обвала. Между тем огонь с осадных батарей, направленный правее бреши, продолжал сбивать неприятельския орудия и отгонять от туда Арабов.

На обвале все защиты найдены в совершенном разрушении; фланговыя орудия в К завалены обломками сводов, бруствер из мешков с шерстью разбит. Весьма высокая старинная стена 2-2, толщиной в 3 метра, прикрывала часть бреши от [139] выстрелов из домов и в особенности из так называемой Янычарской казармы, от чего обвал представлял для штурмующих надежный сборный пункт, род плацдарма. Но с движением их вперед от 1 к 3, по груде развалин, образовавших скат к стороне города, они встречены были огнем из домов. Быстро переходя с камня на камень, вслед за своими начальниками, штурмующие заняли переулок вправо 3-4, и влево 3-6. В это время около точки 3 упала каменная стена и погребла под своими развалинами несколько Французов.

Спустя 10-ть минут после прибытия первой колоны на бреш, полковник Комб двинулся туда же с частию второй колоны и с 80-ю саперами. Потом, в продолжение боя, посылались в подкрепление сражающихся, по мере надобности, отдельные отряды. Таким образом, посредством последовательнаго отправления на помощь свежих войск, всякий общий безпорядок был отвращен, да и самое предприятие не могло потерпеть неудачи от внезапнаго замешательства штурмующих или от какой-либо неожиданной случайности. [140]

Между тем из леваго переулка саперы, преодолев большия затруднения, ворвались во двор 7, а от туда в извилистую улицу 8-9-10-11, с намерением выйти на большую рыночную улицу, сильно занятую неприятелем. С минарета т, лежащаго на продолжении части улицы 10-11, Арабы открыли по Французам убийственный огонь. Сии последние, для уничтожения этого огня, заняли дом на углу большой улицы и переулка 10-11, и пробили в нем бойницы.

Атака по правую сторону шла медленно. Каждый шаг вперед по переулкам 3-4 и 4-5 стоил Французам больших потерь. Они лишились уже множества офицеров (в том числе одних инженерных 5) и нижних чинов убитыми и тяжело ранеными. Наконец, Арабы оставили пространство, впереди ворот 5 находящееся, после чего почти тотчас же последовал взрыв мины, от котораго погибло большое число Французов, бросившихся вслед за отступавшим неприятелем. Ужасное действие взрыва привело штурмующих в смятение; однако подоспевшия вскоре свежия подкрепления востановили [141] вновь порядок и бой закипел опять с крайним ожесточением. Полковник Комб прорвался чрез ворота 5 в большую рыночную улицу и разбил баррикаду, устроенную несколько далее переулка 10-11; но здесь, пораженный двумя пулями, он был убит на повал. Не смотря на то, Фрацузы выгнали Арабов из лавок, находившихся по обеим сторонам улицы; не могли однакож подаваться более вперед, по причине жестокаго огня неприятеля, от котораго было побито и переранено много людей.

В продолжение этого убийственнаго боя, саперы, вспомоществуемые пехотой, ворвались на штыках в дом, построенный над воротами и над сводчатым проходом 5. Здесь они тотчас же пробили бойницы по направлению большой улицы и против минарета т. Арабы, поражаемые в сем последнем с двух сторон, вскоре оставили его. Тогда Французы двинулись вправо, выгнали неприятеля из казармы е и открыли от туда из окон и бойниц стрельбу по дому n по всем строениям, из которых [142] неприятель мог действовать в рыночную улицу.

Между тем и с левой стороны атаки происходили подобныя же действия. Прибывшие в подкрепление саперы и с ними новые инженерные офицеры для замены выбывших из строя, вломились, вместе с пехотой, во двор 15, с намерением, укрываясь по возможности, обойти большую рыночную улицу близь дома n, и в то же время овладеть воротами эль-Джедид. Из двора 15 Французы вышли в улицу, ведущую вдоль Калифатскаго, дома f, и устроили баррикаду в 16, для прикрытия от выстрелов из сего дома по сообщению поперег улицы в сапу, направленную от 16 к 18; вместе с тем они повели вдоль улицы, внутри строений другую сапу, пробивая безпрерывно бойницы в стенах, и дошли таким образом до 17, почти до самых ворот эль-Джедид. С другой стороны, Французы, по занятии Янычарской казармы е, не переставали подаваться вдоль вала до ворот эль-Дгабиа; подошед к ним, саперы их отворили, и между тем как две роты 11-го [и] 17-го [143] полков вступили через них в город по большой улице, ружейный огонь повсюду замолк и всеобщее бегство Арабов возвестило о покорении Константины.

Замечания.

Действие отдаленных батарей.

Построенныя на высоте Мансура контр-батареи, хотя и находились от фронта атаки в растоянии от 800 до 900 метров, и не могли бить неприятельския орудия совершенно в тыл, потому что сии последния были отчасти заслонены крышами городских строений, однакож действие их оказалось весьма успешным, ибо ими большею частию приведен в молчание огонь фронта атаки.

Оборонительныя работы.

Единственная доступная часть крепостной стены, открытая сверху до низу, была разрушена 24-х фунтовыми пушками с большаго разстояния. Если бы неприятель догадался лежавшия у самой стены груды навоза и земли отнесть на несколько метров вперед на гласис, то этим простым и [144] удобным средством стена была бы укрыта от дальних осадных батарей, и осаждающий нашелся бы в необходимости, для сделания бреши, или поставить свои орудия на выше помянутом прикрытии, или употребить мину, и в обоих случаях он должен бы был предпринять медленныя работы правильной атаки, чего под Константиной не представлялось возможности исполнить; ибо ни материальныя средства, ни время не дозволяли произвесть длинные подступы по скалистому гласису, длиной в 500 метров и наклоненному к стороне крепости.

Закрытия впереди укреплений вредны обороне.

Успеху атаки содействовали как местныя неровности, так и некоторыя развалившияся каменныя стены, оставленныя неприятелем несрытыми при уничтожении им предместья впереди ворот эл-Джедид.

Позади окопов, сложенных на вершине Кудьят-Ати из камней и служивших как бы первою параллелью, местность имела скат в противуположную от крепости [145] сторону. Здесь, в совершенной безопасности, Французы могли расположить свой лагерь вблизи осадных работ и собрать различные материалы для постройки траншей.

Дорога по оврагу между марабутами В и С составила начало второй параллели, где, после нескольких часов работы, можно было в закрытии от вылазок поставить траншейный караул и расположить рабочих для насыпки мешков землею, которые требовались как для устроения плацдарма впереди, на возвышении от С до D, так и для сооружения второй бреш-батареи.

Развалины С и D были чрезвычайно полезны для маскирования первой работы саперов и склада сапных мешков с землею. Еслиб эти развалины, скрытыя от крепости, не существовали, то, может быть, успех важной работы в ночь с 10 на 11-е Октября был бы не столь удовлетворителен.

Должно еще присовокупить, что обвал, не имея фланговой обороны, представлял штурмующим войскам укрытое от неприятельских выстрелов место, сборный пункт, от куда можно было управлять [146] атаками против укрепленных позади бреши домов.

Приступ.

Выгода открытаго до основания эскарпа была бы ничтожна, еслиб не предстояло возможности, посредством устроеннаго между С и D плацдарма, приблизить к крепостной стене орудия и в особенности войска, назначенныя на штурм. Последнее обстоятельство было существенно важно; ибо если и предположить, что осаждающие, по свойству каменной стены, могли пробить в ней бреш с батареи № 4-го, то при всем том, исполнению штурма предстояли бы большия затруднения: штурмовой колонне надлежало бы пройти около 500 метров по открытой местности, под ружейным огнем с крепостной стены и с крыш домов и под картечью нескольких уцелевших у неприятеля орудий. Можно думать, что при таких обстоятельствах штурмовая колонна, не смотря на всю храбрость саперов и пехоты, потерпела бы одинаковую участь с штурмовавшими Жирону и Тарифу [147] (где они были отбиты). Колонна, разгромленная во время движения своего беглым шагом, пришла бы к бреши в безпорядке и была бы вероятно остановлена первою встречею неприятеля. После того, голова колонны вступила бы в бой, а остальная часть ея, оставаясь без дела и без движения под убийственным неприятельским огнем, понесла бы жестокий урон. Нет сомнения, что вскоре во всех рядах водворился бы безпорядок и хвост колонны обратился бы первый назад, как это случилось под Жироной, где голова штурмующей колонны отступила уже тогда, когда она была оставлена теми, которые должны были служить подкреплением.

Если б штурмовыя колонны пошли с батареи № 4-го, не массой, а частями, то и в этом случае приступ едва-ли бы удался; потому что неприятель, имея перевес в числе на своей стороне и находясь позади укрепленных строений, без затруднения остановил бы колонну слабую и отделенную большим промежутком от своих подкреплений. [148]

Равномерно не льзя полагать, чтобы приступ, предпринятый из ретраншаментов на Кудьят-Ати, мог иметь успех; хотя от сюда до крепости не более 300 метров, но местность круто склоняется к фронту атаки и находится под огнем с крепостной стены и городских строений по линии в 600 метров и более.

И так, всего удобнее было предприятие штурма из устроеннаго в 150 метрах от крепостной стены плацдарма, от куда, сообразно с коренными правилами атаки крепостей, штурмовая колонна выступила днем и была подкрепляема резервами свежих войск; все эти части, проходя безпрепятственно небольшое разстояние до крепости, являлись на бреш без большой потери и с первым жаром к бою. Таким только образом, посредством методическаго и правильнаго распределения хода атаки, возможно было, не взирая на упорную защиту неприятеля и ужасное действие взрыва, избежать безпорядка во время штурма, боя в домах и отдельных атак, продолжавшихся почти два часа, и где все высшие начальники [149] (полковник Комб, подполковник Ламорисьер и баталионные командиры Вьё и Сериньи) и большое число офицеров были убиты или ранены.

Что же касается до атаки ночью, то описание самого штурма достаточно доказывает, что она была бы сопряжена с большою опасностию и конечно не имела бы успеха.

Бой в домах.

Из штурма Константины можно извлечь полезныя правила относительно боя в домах. Прямая атака по рыночной улице была убийственна и, не смотря на всю храбрость атакующих, подвигалась медленно вперед, что еще более возбуждало неприятеля к сопротивлению. Французы, столпившиеся в этой несчастной улице, падали от пуль Арабов, которые стреляли по ним из бойниц, из окон и с крыш всех ближайших домов. Наконец, когда Французы успели занять несколько самых высоких строений, от куда можно было, сквозь проделанныя бойницы, действовать по засевшему в домах неприятелю, тогда бой уравновесился. [150]

Между тем две атаки, одна вправо, к стороне ворот эль-Дгабиа, а другая влево, к воротам эль-Джедид, велись методически, посредством некотораго рода сапы или закрытой галлереи, сквозь строения, последовательно занимаемыя, и в которых тотчас же проделывались бойницы; таким образом общая атака и линия огней более и более расширялись, выказывая неприятелю только головы колонн и теряя только небольшое число людей, но к несчастию, самых неустрашимых. Наконец Французы дошли до ворот: тогда неприятель, утомленный, ослабленный, занятой нападением в центре, видя себя обхваченным с флангов, принужден был подумать об отступлении, которое при дальнейшем его упорстве могло быть отрезано. Это заставило его обратиться в бегство.

И так, в случае боя в домах, особенно против неустроенных войск, каковы Арабския, должно неприятеля занимать нападением с фронта, отвращая внимание его от настоящей атаки, которую следует предпринять на его фланги или на путь [151] отступления; должно избегать столпления войск в открытых улицах, где оне подвергаются метким выстрелам засевшаго в домах неприятеля. Надобно делать тоже что и неприятель, т. е. занимать строения, выбивать его стрельбой из-за закрытии, и в тож время переходить из дома в дом посредством сап; такому движению неприятель никогда не в силах воспрепятствовать, если оно будет предпринято храбрыми солдатами, и офицерами знающими свое дело. И действительно, может ли городской дом, как бы он ни был укреплен, устоять против правильной атаки? В него можно всегда ворваться чрез окна, чрез двери, разбитыя топорами или подорванныя несколькими фунтами пороха. Это дело саперов, но их должны поддерживать пехотные отборные стрелки.

Взрыв мины.

Самым несчастный момент штурма был момент взрыва мины позади бреши. Бен-Гаисса, защищавший Константину, был по этому случаю спрошен в Боне, и вот что [152] он отвечал: «бомбы падали повсюду; я решился приказать перенесть запас пороха в это место, где он мог бы находиться в большей безопасности. Переноска делалась с поспешностию. Во время дела в городе, дрались близь этого места и одним из ваших выстрелов порох воспламенился». Справедливо ли это показание или нет, но не менее того взрыв случился и действие его было ужасно. Этот факт доказывает всю важность употребления мин, зарытых в землю или незарытых; оне составляют одно из наисильнейших и убийственнейших оборонительных средств, особенно если оне расположены минерами, знающими свое дело; против действия последовательно взрываемых мин трудно устоять.

Если бы пятнадцать тысяч килограммов пороха, найденнаго в Константине, были распределены и хотя слегка зарыты в разных местах, по которым штурмовавшим необходимо надлежало проходить, если бы Арабы упорною и хорошо расчитанною обороною умели привлечь на эти места толпы своего неприятеля и наконец, если бы в [153] таких обстоятельствах последовало несколько взрывов, подобных вышеупомянутому, то едва ли бы усилия Французов увенчались успехом, не взирая на всю их отчаянную храбрость.

Во время обороны Сиудад-Родриго в 1812 году, мешки с порохом были помещены под обломки большой бреши и взорваны посредством сосисов. От действия взрыва погибло более 200 человек из числа штурмовавших и нет сомнения, что приступ был бы отбит, если бы оборонявшиеся в ретраншаменте бреши не увидели в тылу своем неприятеля, ворвавшагося в крепость в другом месте. По этому действию одного взрыва можно судить, каков бы был результат нескольких подобных взрывов. Во Франции производились в 1820 и 1821 годах опыты над обороною бреши посредством взрыва горнов, устроенных в обрушившейся земле. Огонь сообщался им чрез приводы, также зарытые в землю, и проведенные до палисадов во рву. После перваго взрыва, достаточно было двух минут для всех приготовлений к [154] произведению втораго взрыва. Этот способ может быть применен не только при обороне крепостей, но и при защите всякаго поста. В последнем случае достаточно иметь редюит, от куда бы в надлежащий момент и по данному знаку можно было зажечь горны, расположенные в один или несколько рядов последовательно. Само собою разумеется, что с действием взрыва должно быть соединено действие наступательное обороняющагося: основное правило подземной войны состоит в том, что от взрывов не льзя надеяться большаго успеха, если они не будут сопровождаемы хорошо соображенными вылазками.

Употребление мешков с землею.

Осада Жироны в 1809 году служит разительным примером быстроты, с которою можно производить осадныя работы помощию мешков с землею: 2-го Июля, во время дождливой ночи, на скалистой местности построена для 20-ти орудий в течение 8-ми часов батарея, имевшая бруствер вышиной в 2 метра и толщиной в 5 метров; [155] директрисы амбразур ея отстояли одна от другой на 6 метров. 80 тысяч мешков были заблаговременно наполнены землей и разделены на пять куч (по 16 т.), расположенных в местах, скрытых от крепости и отстоявших во ста или пятидесяти метрах от предполагавшейся постройки. Сообразно числу кучь, три тысячи рабочих для переноски мешков были также разделены на пять частей. Работа началась в 9 часов вечера; каждый человек переносил по два и даже по три мешка вдруг. В 5 часов утра, к величайшему изумлению осажденных, 20-ть орудий открыли огонь.

Хотя это событие известно из оффициальных донесений и из описаний осады Жироны, однакож мы считали полезным упомянуть о нем и здесь, тем более, что оно повторено с успехом под Константиной, где на скалистой местности не было другаго средства устроить эполементов и подступов, как помощию мешков с землею. Этот способ производства работы превосходнее всех других тем, что им сберегаются люди и время. Нет батареи, которую бы не [156] льзя было построить в одну ночь, если только мешки наполнены заблаговременно землей. Таким образом менее чем в четверть часа можно устроить летучую сапу до того, что она прикроет рабочих, которые должны или углублять траншею позади, если это позволяет почва земли, или продолжать возвышение и утолщение брустверов, коль скоро скалистая местность требует устройства всего эполемента выше горизонта.

Для достижения совершеннаго успеха от употребления в осадных работах мешков с землею, они должны быть приготовлены тщательно, из крепкаго холста, одних размеров, так чтоб их столь же удобно было складывать, как тесаный камень, ибо от этого зависит скорая и прочная постройка брустверов, бойниц, амбразур и проч. Необходимо также, чтоб саперы умели хорошо наполнять мешки землей, и правильно разделять между собой работу, чтоб все распоряжения были заранее с точностию приняты, для избежания всяких недоумений и потери времени; наконец, саперы должны [157] быть приучены к постройке мешками сап летучих и полных.

В мешках не должно быть недостатка, как это случилось под Константиной, по причине оставления 12-ти тысяч мешков в Мджес-Гаммаре. С помощию их можно бы было устроить закрытое сообщение не только между Бардо и марабу[том] В, но также между Бардо и Руммелем, где уже имелась глубокая рытвина; от чего все работы производились бы безпрепятственнее и вернее, потому что осаждающие имели бы параллель, начинающуюся в 530 метрах от крепости и ведущую из осаднаго парка прямо к постройкам близь крепости.

Употребление двухколесной повозки.

В Каталонии, в кампанию 1823 года, употреблялась с большою пользою двухколесная повозка, на узком ходу; она везлась одною лошадью с грузом вчетверо более того, который можно бы было перевезть на вьюке. Эту повозку следовало бы употреблять везде, где дороги и сообщения затруднительны, и в особенности при осадах. Под [158] Константиной чувствовали необходимость таких повозок и по недостатку их, должно было преодолевать величайшия затруднения при перевозке разных вещей на тяжелых четырех-колесных дрогах с широким ходом. Этот двоякий опыт подтверждает необходимость иметь в инженерном парке двухколесныя повозки, которыя почти всегда могут идти там, где проходит горная артиллерия; при осадах можно на них перевозить шанцовой инструмент, мешки с землею и разные другие предметы, нужные в различных частях осадных построек.

Oestreich. milit. Zeitschrift, 1840; Journal de l’expédition de Constantine en 1837, par le Lieutenant-général Baron de Fleury и Journal des opérations de l’artillerie pendant l’expédition de Constantine en 1837.

Комментарии

1. Присылка свежих войск никогда не прекращалась.

2. Третья 24-х фунт. пушка поставлена на батарею не ранее 10-ти часов.