-

АДОЛЬФ ДЕЛЬГОРГ

ПУТЕШЕСТВИЕ В ЮЖНУЮ АФРИКУ

VOYAGE DANS L'AFRIQUE AUSTRALE DE 1838 A 1844

2. НРАВЫ ЛЬВА.

Следующие факты мы берем из записки Делегорга, который вблизи наблюдал нравы капского льва:

«Льва увидали, он встал; медленно и гордо прошел он шагов двадцать пять, часто оглядываясь назад, потом лег.

Охотник может приближаться на тридцать шагов, на этом расстоянии он имеет еще право нападать или уйти; но он повертывает свою лошадь, соскакивает на землю и стреляет.

Попала пуля в мозг, лев падает, лапы его вытягиваются и дрожат; он издох.

Но если пуля попала в тело, рана может быть легка, или смертельна; и не раз случалось, что лев с простреленным насквозь сердцем, так еще бешен и силен, что, прежде, своей смерти успевал удушить лошадь охотника.

Ежели лев только слегка был ранен, то, какой, хотите галоп лошади не спасет охотника, потому что в два, три прыжка, лев уже на спине лошади, опрокидывает ее и раздирает. [204]

Вернейшее средство спасения, в таком случае, предположив, что всадник успел освободиться, было бы зарядить, как можно скорее, и выстрелить в льва, который хлопочет за своей добычей; это сделать можно без всякого опасения, потому что при гигантских усилиях мускулов челюстей, с наслаждением кусая свежее мясо, лев совершенно слеп, глаза его плотно закрыты: как будто для удовольствия еды нет надобности в зрении.

Кафры, пограничной колонии мыса Доброй Надежды, так знают эту особенность, что основывают на ней способ своего нападения.

Один из них, приближается к зверю с большим, толстым, прочным щитом из буйволовой кожи, выпуклой формы, и кидает в неприятеля дротиком. Лев кидается к охотнику, но человек ничком падает на землю и крепко покрывается щитом. Тогда и когтями и зубами зверь пытает верхнюю часть щита, но скользит по нем, как по железу. В бешенстве он удвоивает свои усилия, но между тем окруженный толпой вооруженных людей, падает, пораженный множеством дротиков.

В охоте за львом лошадь не так полезна, чтоб подъехать ко льву, как для того, чтобы спасти всадника, заменив его перед мщением [205] зверя; известно, что первая жертва всегда лошадь.

Смертельно раненый лев никогда не оказывает слабости; пока он может еще двигаться, когти и зубы действуют: но ежели он видит, что не добраться ему до врага, им овладевает отчаяние, зубы обращаются против него самого, он с свирепостью кусает себе пальцы.

Надо сказать, однакоже, что во многих случаях лев очень благоразумен и благоразумие его может быть принято за робость.

Ежели застать льва врасплох, то он бросится бежать при виде одного человека, ребенка, собаки, которая вдруг покажется перед ним и близко.

На земле, прорезанной оврагами, покрытой холмами, да еще с небольшим леском, который прикрывает бегство льва, он ретируется шагов на пятьдесят от одного звука человеческих голосов приносимых ему ветром. О нем никто и не думал, а он благоразумно бежит от страха опасности; ежели он с тремя или четырьмя товарищами, то от их общества он не становится храбрее: они ретируются все вместе, сначала потихоньку, без шуму, а потом быстро и огромными скачками.

На месте открытом, где есть, небольшие неровности почвы, лев ими пользуется, но не [206] смеет побежать, как будто боится компроментировать свое достоинство; он ходит и переходит, как будто занят чем нибудь другим, а между тем все-таки удаляется; он пойдет даже очень далеко, ежели человек не станет делать особенных выходок. Остановить его, когда он таким образом в виду, очень легко: стоит только махать рукой и кричать, идя к нему. Лев останавливается, слушает; замолчать, — опять уходит; опять закричать, он опять остановится; а ежели с этим вызовом выстрелить из ружья — тотчас ложится.

Лев принимает вызов, как будто нехотя, но охотник может еще, ежели хочет, согнать зверя с его позиции, и средство к этому очень легко и странно: часто земля покрыта травой в аршин и больше: человеку стоит только присесть, и лев, в испуге, что не видит своего неприятеля, убежит в каком-то паническом страхе.

Нет никакой опасности ранить льва сонного или стерегущего добычу; надо только, чтобы до выстрела он не знал о присутствии человека.

Ночью, доверяясь темноте, лев страшно дерзок; он пробирается в загоны, около самых домов; он схватит лошадь, хоть бы ему пришлось дойти до нее через спящего человека. Крики, выстрелы не всегда могут его прогнать, [207] и, странное дело, гораздо легче прогоняет его хлопанье арапника.

Случается иногда, что, по какому-то необъяснимому капризу, лев не убивает человека, который попался ему в лапы, и который его ранил: он довольствуется несколькими ударами зубов, раздробляет человеку несколько членов, или только проведет по груди нижнею челюстью, и, оставив таким образом четыре глубокие полосы, уходит.

И так, лев очень миролюбивое животное, и вовсе не так опасен человеку, как обыкновенно думают.

Всякий день случается, что Кафры, без всякого огнестрельного оружия, проходят пространства, где водятся львы, и они вовсе не считают соседство этих зверей опасным или страшным.

Только скотоводы могут пожаловаться на льва, только им доставляет большое удовольствие убитый лев. Но вообще лев доставляет стране несомненную пользу, и именно тем, что еслибы его не было, то стада гнусов и куаггасов (Catoblepas Gnou, C. taurina et Equus Burchellii) расплодились бы до того, что скотоводы не нашли бы ни клочка травы для своих стад».

Михайлов.

Текст воспроизведен по изданию: Нравы льва // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 76. № 302. 1849