Рассмотрение дневника путешествия г. Калье в Томбукту и Дженне.

(Полное оглавление книги Г. Калье: Journal d’un voyage a Tembonctou et a Jenne dans l’Afrique centrale, precede d’observations faites chez les Maures Braknas, les Nalous et d’autres peuples, pendant les annees 1824, 1825, 1826, 1827 et 1828, par Rene Caillie, avec une parte itineraire et des remarkups geographiques, par M. Jomard, membre de l’Institut, Paris, 5 volum, 8 st atlas. 1830.)

И в Науках бывают чудеса. Часто люди, одаренные способностями и познаниями, покровительствуемые Правительством, не успевают в своих предприятиях, тогда как то же самое приводится в исполнение такими людьми, коих все достояние заключается в одном усердии. Сии последние как будто находятся под защитою какого нибудь высшего существа, которое одушевляет их, отклоняет от них все препятствия, [298] следит их глазом, и наконец приводишь к цели, недостижимой дотоле для Ученых. В числе сих питомцев неба, История Географии сохранит имя Г. Калье. Родившись в классе людей рабочих, он весьма рано отверг назначение породы своей, подобно Робинзону Крузе, в чтении коего находил величайшее удовольствие; он пренебрег советом старого своего опекуна, избрать себе какое либо ремесло, жить и умереть, как его родители. Такая жизнь казалась ему слишком покойною, такая смерть слишком естественною; он захотел большого труда и большого движения. Он считал себя предопределенным для важных географических открытий, взял карту и стал искать, где отмечено: неизвестные страны. В Африке их не мало; на эту часть Света и обратил он особенное внимание Г. Калье было в то время около 15 или 16 лет. Империя рушилась; наши (Французские) внешние экспедиции имели целию уже не завоевания; корабли наши отправлялись в море, чтобы принять из прежних колоний наших то, что Англичанам угодно было нам возвратить. Корабли Луара и Медуза, плачевной памяти, отправлялись к Сенегалу [299] для исполнения подобного поручения. Г. Калье, узнав о том, оставляет свою родину Мозе (Mauze), спешит в Рошефор с 60 франками в кармане, отправляется на Луару, и через несколько недель вот он в Сенегале, без дела и без денег.

В таком положении географические открытия были, вероятно, не главного мыслию Г. Калье, а первая забота его должна была обратиться на доставление себе хорошего места. Восемь лет сряду Калье преследует сию трудную цель, частию в Сенегале, частию на острове Гваделупе, потом опять в Сенегале, где мы его находим в 1824 году торговцем. Но в сие время все его действия, кажется, подчинялись одной страсти, одной мысли: прославить себя трудным путешествием в средину Африки. Губернатор Сенегальский, Барон Рожер, к которому Калье обратился, представил ему, с родительским увещанием, что он лучше сделает, если останется при торговле. Совет весьма благоразумный, за который Калье был очень благодарен, которого он однако не послушался: он настаивает, он просит, чтобы ему дали по крайней мере несколько товару, лишь бы [300] мог побывать у Бракнасов, выучиться у них Арабскому языку, и познакомиться с религиею Мавров. Г. Рожер увидел в сем намерении желание приобрести практические познания, всякому исследователю Африки необходимые; требуемый товар был отпущен. В глазах наблюдателя, который приписывает вещам важность только по последствиям, сия небольшая связка товаров должна играть важную роль в жизни Калье: она была зародышем всех его успехов. С этой минуты надобно знать его: все будущее у него в голове; план, основанный на обмане, сделан им как план военной кампании у хорошего Генерала, но будучи человеком сметливым, он развертывает его по немногу, сколько нужно для настоящей минуты. В сем предприятии Калье жертвовал жизнию, почему и принужден был скрывать его, чтобы менее зависеть от случая. Он объявил Бракнасам, что пришел к ним для принятия Магометанской веры. Сим он ограничился, и хорошо сделал. Однако сыскались Мавры и неповерившие этой сказке. Да и могли ли они вообразить чтобы человек, имеющий возможность спать спокойно дома и на [301] хорошей постели, есть хорошее мясо, хорошее масло и хороший суп, пить вина и воды вдоволь, решился добровольно терпеть все недостатки пустыни, голодать три четверти дня, питаться немногим кислым молоком или нечисто приготовленною кабаниною, спать в палатке, а часто под открытым кебом, и чтобы он все это сделал ради Магометова эдема? Некоторые из Бракнасов, и конечно не самые глупые, считали Калье за шпиона, и полагали, что он их когда нибудь оставит в дураках и возвратится в Сене-Луи. Так и случилось. Но тут путешественник наш встретил новые препятствия. Он требует 6000 франков, чтоб возвратишься к Бракнасам, предпринять потом дальнее путешествие по пустыне, и исследовать Томбукту. Его принимают за мечтателя, требуемую сумму находят слишком огромною, соглашаются только дать ему солдатские рационы, и то на некоторое время. Мавры подстерегают его, покровители от него отказываются, знакомые поднимают его на смех, и даже говорят, будто он посвятил себя обрезанием Исламизму. Довольно причин, чтобы сделать для Калье неприятным пребывание в [302] Сен-Луи, и чтоб извинить его в том, что он с таким же предложением исследования Томбукту обратился и к Губернатору в Сиерра-Леоне; к счастию, Сир Нил Кампбель на оное не согласился. Тут является в полноте приверженность Калье к его отечеству; он пишет: если отказ Губернатора Французского меня огорчил, то, напротив того, при несогласии Английского Губернатора я остался совершенно равнодушным... Я благодарил небо за то, что мог прервать все связи с иностранцами, которым я одолжен был великодушным гостеприимством, и которые, в замен того, могли бы потребовать для себя славы открытия, коего честь я желал предоставить одной Франции. Калье знал о награде, назначенной Парижским Географическим Обществом, и как у него было тогда около 2000 Франков, то он решился предпринять путешествие в Томбукту на свой счет. В Фрейтоуне, главном городе колонии Сиерра-Леонской, был он очень известен, почему невозможно было ему преобразиться там вдруг в Араба. Он избрал для сего Каконди, на берегу Рио-Нунеса; тут ему легко было явиться Мусульманином, и [303] нельзя было бояться навлечь на себя подозрение Мандингов и насмешки Европейцев. Читателя, вероятно, уже догадываются, что превращение Калье в Араба сопряжено было также с какою нибудь баснею, подобною той, какую он рассказывал Бракнасам; однако она немного получше первой. Вот она: «Я уверял их (Мандингских купцев), что родился в Египте и родом Араб, что Французские солдаты Египетской экспедиции увезли меня в самых молодых летах во Францию, что меня после того отправили к берегам Сенегальским по торговым делам моего господина, который, будучи доволен моего службою, отпустил меня на волю. К этому я еще прибавил, что будучи теперь волен итти куда захочу, вздумал я, натурально, возвратиться в Египет, чтобы увидеться с родными, и принять снова Магометанскую веру». Я выписал здесь всю эту басню; она есть ключ ко всему путешествию, справедливость требует, чтобы при суждении о Калье, наблюдатели никогда не теряли сей басни из виду. Положение, в которое она его ставила, давая средства к успеху, рождала множество препятствий. Всякой согласится, [304] что человек переодетый, готовящийся лишишься головы, если его узнают, не может действовать независимо и наблюдать свободно. Он точнейшим образом должен взвешивать, не может ли то или другое исследование, тот или другой вопрос, или слишком большое любопытство его обнаружить. И так от сего случайного Мусульманина, который находился один посреди Фанатических последователей Пророка, не должно требовать ученых наблюдений, кои могли бы изобличить Христианина. Он бы погиб без всякой пользы для Науки.

И так, хотя по принятой Калье системе, ему нельзя было выказывать себя ученым, но счастье то, что ему и не зачем было слишком себя приневоливать, чтоб хорошо играть свою ролю. Я должен однако сказать, что все, что ему возможно было сделать, им сделано, и что он достиг цели, которую себе предназначил. Он во всем путешествии своем показал большое присутствие духа, истинное мужество, неослабную твердость в преследовании цели, совершенное благоразумие, и похвальное рвение в собрании немалого количества сведений, какие только были для него достижимы. [305] Самый выбор места, с которого Калье начал свое путешествие, свидетельствует об уме весьма рассудительном, ибо показывает план исследовать самые любопытные места Сенегамбии, и своим описанием дополнить сделанные прежде Ваттом и Винтерботомом, Моллиеном и Маиором Ленгом; при направлении прямо к востоку, Калье мог быть уверен, что пересечет реку Диолибу почти в равном расстоянии от источника ее и от Бамаку, а вместе приобретет несколько подробных сведений о верхнем и нижнем течении сей реки, и о странах, омываемых ею между означенными двумя пунктами.

Быв весьма ласково принят многими Французскими и Английскими купцами, главами факторий близ Каконди, Калье отправился в свой дальний путь 19 Апреля 1827 года, с одним вожатым и одним Фулагом, который нес его вещи, при небольшом караване Мандингских купцев, шедших в Канкан, за 150 миль к востоку от Каконди.

Путешествие с караваном в сей части Африки весьма однообразно. Каждый день отправляются в путь при всходе солнца, в самый сильный жарь [306] останавливаются под тению развесистого дерева (baobab), вечером опять продолжают путь до ночи, спят под открытым небом или в соломенных хижинах, похожих на низкие и закопченые ульи. Пища одна и та же - рис, приготовленный на воде, иногда чашка молока, весьма редко кусок мяса полувареного, вот подробности каждого дня в таком путешествии, и за всем тем описание оного у Калье не без занимательности. Без всякого щегольства слогом и рассказом, Калье возбуждает в читателе участие своими личными приключениями, происшествиями, в пути случавшимися, и своим опасением быть узнанным. Он рассказывает, каким мелочным расспросам он подвергался, а это доказывает, что часто Негры не доверяли его Арабскому происхождению, и что их не так легко обмануть, как обыкновенно полагают. Сия первая часть описания путешествия Калье богата географическими известиями, хотя против этого и спорил один Английский Критик, не весьма богатый справедливостию. Мы не знали границ Ирнанко, Фута-Диалоны, Аманы, Балеи, Канкана и Уассула. Калье нам их означил. Он сообщил нам о сих странах и о [307] земле Буре новые сведения, которые тем более заслуживают доверия, что Мандинги, отвечая на его вопросы, не полагали, что имеют перед собою любопытного Христианина. Ватт, Винтерботом и Моллиен видели только часть Фута-Диалоны, а Калье, который прошел сию страну с запада на восток, дает нам истинное понятие обо всем, до нее относящемся: об ее торговле, произведениях, доброте пастбищ, изобилии в стадах, гостеприимстве жителей, их деятельности, и предприимчивости, и об их физических признаках, весьма отличающих их от других Негров. Мы узнаём, что горы сей страны не столь велики, как полагал Моллиен, особенно те, кои отделяют русло Бафинга и прочих рек Сенегамбии от русла Диолибы. Сия огромная цепь кажется составленною из нескольких ярусов, и наполненою ручьями и пропастями. Источников Бафинга, главнейшей реки, впадающей в Сенегал, кажется, должно искать на одной из высших точек страны Футы. По выходе из сей гористой земли Калье вступил в Балею, к востоку от Фуша-Диалоны, обитаемую пастушеским поколением Фулагов, и коей ровная почва, из [308] глинистого плодородного песку состоящая, производит все нужное для жизни. Надобно быть весьма несправедливым и вместе весьма несведущим, чтобы не согласиться, что путешественник пролагает совершенно новую дорогу, и что с сего места, по направлению к востоку, путешествие его становится чрезвычайно любопытно. Он доходит до берегов Верхней Диолибы, коих не могли достигнуть ни Ватт, ни Винтерботом, ни Ленг.

«Около двух часов по полудни мы прибыли в Куруссу, Амандскую деревню, на левом берегу Диолибы; я тотчас поспешил к реке, столь долгое время бывшей предметом моих желаний; она течет в сем месте от S. O. 1/4, S., продолжает течение к E. N. E. на пространстве нескольких миль, а потом поворачивает к Е. От деревни немного к северу, я увидел мель близ левого берега. Байдары (pirogues) проходят близ правого берега. Быстроту течения можно положить в 2 1/2 и до 3-х миль в час. В сие время года река имеет от 8 до 9-ти футов глубины. Я это расчел по длине шестов, на которых судовщики тянутся. Ширину Диолибы в сем месте я полагаю равною ширине Сенегала у Подора. [309] Правый берег ниже левого 5 на сем последнем находится означенная деревня, на холме, возвышенном над берегом около 55 мили. От Негров я узнал, что река разливается в Июле, и что тогда ездят на судах по равнине на пространстве трех миль, где после разлива, растет рис». Таким образом, как мы уже сказали выше, обозначена небольшая часть течения реки Диолибы, почти на одинаковом расстоянии от самого южного пункта оной, до которого доходил Мунго-Парк, и от горы Ломы, из коей, по мнению Маиора Ленга, истекает сия таинственная река. Это метка, положенная между ее истоком и тем местом, где она делается судоходною для больших судов. По известиям, сообщенным жителями Сулимана Маиору Ленгу, Калье должен был встретить Диолибу в земле Канкане, т. е. немногим более к востоку. Все вообще прежние известия дают сей реке направление более восточное, нежели какое бы следовало принять. Посему действительно весьма жаль, что место Куруссы не могло быть определено Г-ном Калье математически; тогда бы устранено было всякое сомнение. Курусса, красивая деревня, стеною [310] обведенная, имеет от 400 до 500 жителей, и есть главное место между пятью другими небольшими деревнями, по реке лежащими; сей округ называется Амана, и, по видимому, зависит от Балеи. В некоторых физических качествах, Балея и Амана подходят к стране Фута; качества сии уже были известны чрез Моллиена и других путешественников. Но вообще первые страны, лежащие по Диолибе, представляют почву более ровную. Тут обитает поколение Диалонкесов, издревле в сей стране поселившихся, мирно живущих произведениями своей земли, орошаемой и оплодотворяемой рекою, и кои в нравах, обычаях и чертах лица имеют большое сходство с Фулагами. В окладе лица тех и других есть что-то Европейское, а тонкие губы отличают их совершенно от прочих Негров. Жители Балеи кажутся просвещеннее жителей Футы. Первые употребляют лучшую пищу и более уважают удобства жизни, нежели последние. Они не столь ревностные Магометанцы, как соседи их с запада. Их жены по большей части красивы и нрава живого; в одежде видно желание нравиться, а головной убор даже блистателен; но масло, [311] которым они мажут волоса и кожу, распространяет противный запах. Белые ткани служат доказательством их промышлености, а земляные стены, коими они обводят свои деревни, показывают, сколько они заботятся о безопасности и спокойствии.

(Окончание впредь.)

Текст воспроизведен по изданию: Рассмотрение дневника путешествия Г. Калье в Томбукту и Дженне // Сын отечества и Северный архив, Часть 136. № 38. 1830

© текст - Греч Н. И. 1830
© сетевая версия - Thietmar. 2016
© OCR - Иванов А. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества и Северный архив. 1830