ТЕОДОР БЕНТ
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО АБИССИНИИ
Теодора Бента.
в 1893 году.
Обработано по подлиннику М. А. Лялиной.
С.-Петербург, 1896.
Сведения об Абиссинии так скудны, что настоящее сочинение является как нельзя более кстати, чтобы познакомить читателя с страною, которая в Европейской политике начинает играть видную роль. Имя Бента, ученого исследователя, служит ручательством в достоверности сообщаемых им сведений. Чтобы придать большую полноту этнографическому материалу, собранному г. Бентом, мы признали полезным обратиться к известной книге Реклю — Всеобщая география, и сделать из нее несколько извлечений. [III]
ВВЕДЕНИЕ.
Страна, лежащая между Красным морем и бассейном реки Бахр-эль-Абиад, составляет часть древнего эфиопского царства, точные границы которого неизвестны. Страну эту названную арабами Хабеш, европейцы переделали в Абиссинию; под этим названием она и значится на географических картах. Но население не признает ни того, ни другого названия и именует себя эфиопийцами, чрезвычайно гордясь славным прошлым своей родины.
Физическое строение Абиссинии отличается чрезвычайно своеобразным характером.
Представьте себе колоссальную каменную глыбу, растрескавшуюся во всех направлениях; это и есть Абиссинское нагорье, отделенное от моря плоской береговой полосой. Вся страна состоит из множества столообразных гор, имеющих плоскую поверхность, называемую горным плато, или планиною. Эти столообразные горы, перерезанные глубокими долинами, пропастями и ущельями имеют различную [IV] величину: одни образуют целые территории с городами и многочисленным населением; другие (амбы) ничто иное, как глыбы камня в несколько сот сажен вышины. Амбы, у которых верхняя терраса довольно обширна, служат крепостями. Случалось, что какое-нибудь племя, или шайка осажденных разбойников оставались целые годы на одном из таких камней, разобщенные с остальным миром. Другие амбы были избраны иноками для основания монастырей. 1
На горах с обширными горными планинами поднимаются, в свою очередь, бесчисленные скалистые массы, имеющие форму пирамид, колонн, укрепленных замков. Со стороны моря эти горы имеют крутой подъем и их изломанные очертания, куполообразные и пирамидальные вершины, дрожащие в лиловатой дымке, производят поразительный эффект. Западный склон более отлог и террасами спускается к Нилу. Эти террасы тоже ничто иное как плоскогорья, из которых иные покрыты растительностью, другие — усыпаны обломками скал.
Плоскогорья разделены глубокими долинами, называемыми куаллами. В куаллах текут реки, из которых наиболее многоводные: Мареб, Теккаце, Бешило, Абай или Голубой Нил. [V] Некоторые горы окаймлены у подошвы топкими болотами, или уади, образовавшимися от стекающей с гор воды. Есть несколько незначительных вулканов, внушающих абиссинцам суеверный страх. Предполагая, что извержения производит нечистая сила, абиссинцы приводят к вулкану корову, складывают костер, и поставив корову на пылающий костер, убегают без оглядки. Горе тому, кто увидит как духи пожирают свою добычу 2. В иных провинциях существует поверье, что колебания земли происходят от движения быка, на котором держится вселенная.
Абиссинские горы, вершины которых лежат в области вечных снегов, а основания находятся в жарком поясе, отличаются чрезвычайным разнообразием климатов. Низменные части, и в особенности куаллы, в которых естественный зной значительно увеличивается от нагревания окрестных скал, покрыты чисто тропической растительностью. Чаще всего встречается здесь сикомор — величественная библейская смоковница,— колкуал, тамариск, баобаб. Ствол этого дерева достигает такой толщины, что его не обхватить десяти человекам, но внутри он совсем пустой; и когда буря повалит его, пастухи укрываются в нем, как в шалаше, вместе с своими стадами. [VI] Банан, растущий в куаллах не дает плодов, но корни его варятся и вкусом напоминают картофель. Корнями банана любят лакомиться свиньи и, подрывая их, сильно вредят растению.
На возвышенностях растет громадный репейник, похожий на дерево; цветы его величиною с человеческую голову. Некоторые склоны покрыты густыми лесами можжевельника, принимающего здесь колоссальные размеры. Это почти единственное местное дерево, годное на постройки.
Самым благорастворенным климатом пользуется средняя часть Абиссинии, так называемая «война-дега», от слова «ойнос» виноград. Растительность здесь чрезвычайно разнообразна и поля дают обильные урожаи. В этом поясе произрастают многие европейские злаки и другие, в Европе неизвестные, напр.: элевзина из которой варят пиво, и тефф, или поа, род горошка, дающий питательный, но несколько кисловатый хлеб. Эта часть Абиссинии густо населена; здесь расположены почти все города.
Планины, покрытые пастбищами, но безлесные, называются просто «дега».
Горы, лежащие в области снегов, очень опасны для переходов. Во время войны целые батальоны замерзали в снегах. Путешественник д'Абадди рассказывает, что однажды таким образом погибла целая армия. [VII]
Фауна Абиссинии также разнообразна как и флора. Здесь встречаются жирафы, зебры, дикие ослы, каменные бараны, гиены, бегемоты, львы. Последние, впрочем, очень редки; а слоны почти совсем вывелись. По словам одного путешественника их усердно уничтожают туземцы из-за вреда, который они наносят растительности. О мародерстве слонов путешественник Хеглин 3 рассказывает довольно невероятные истории. Арабы, будто бы, говорили ему, что слоны отлично знают, когда проходят караваны с дуррой, отправляемой в горы. Подкараулив караван из засады, они вдруг являются посреди дороги. Испуганные верблюды становятся на дыбы, и сбросив вьюки, убегают, а грабители овладевают большим запасом зерна.
Во всех Абиссинских реках водятся крокодилы. Когда реки, в жаркое время года высыхают, крокодилы зарываются в влажную тину, сохранившуюся в ямах и приходят в оцепенение, из которого их выводит новый разлив. Путешественник, явившийся сюда без достаточных научных познаний, легко может сделаться жертвою своего невежества. Так и случилось с французом Пти, который был пожран крокодилом.
Все Абиссинские реки носят характер горных потоков с частыми водопадами. В [VIII] дождливое время года они делаются чрезвычайно бурными, с ревом низвергаются с возвышенностей и затопляют куаллы, разрушая все на пути. Для путника. попавшего на встречу такому потоку, нет спасения. Вообще, в дождливое время года путешествовать по куаллам очень опасно. Надо чутко прислушиваться, и, заслышав малейший шум, спешить взобраться на возвышенность.
Абиссинцы, составляющие ядро населения, занимают области: Тигре, па севере, Амхару и Шоа — на западе и юге. Окрестные земли заселены племенами смешанного происхождения, которые находятся в политической зависимости от Абиссинии. Чистокровные абиссинцы довольно красивый народ, они стройны, широкоплечи, грациозны в движениях. Голова у них продолговатая, покрыта слегка вьющимися волосами; лоб высокий, нос прямой или с горбинкой. Выдающийся рот и толстые губы несколько портят впечатление. Нередко встречаются уклонения от общего типа, в особенности у племен смешанных; но самое большое разнообразие представляет цвет кожи, изменяющийся от негритянского тона, до тона белолицых европейцев. Господствующий цвет темно-желтый, но у большинства женщин он настолько светел, что заметно когда они краснеют.
Тигринцы и Амхаринцы говорят наречием, довольно отличным одно от другого. Наречие [IX] Тигре считается языком священным, на нем совершается богослужение. Наречие Амхары — язык литературный. На нем написано много сочинений и существует довольно обширная библиотека. Азбука Амхаринского языка состоит из 33 букв, но каждая из букв имеет 7 знаков, так что всех букв собственно 251 и пишутся они от левой руки к правой, как в наших европейских языках.
Господствующая религия абиссинцев — христианская. Абиссинцы также как и копты принадлежат к секте «монофизитов», признающих в Иисусе Христе одно естество. Эта секта была осуждена па Халкедонском соборе и признана еретическою,
Древняя история Абиссинии отличается легендарным характером. Христианство проникло сюда около 350 года и скоро распространилось по главным частям государства. С европейцами абиссинские государи входили в сношение во время крестовых походов. В 1623 году явились в Абиссинию португальские иезуиты и, обратив королевскую фамилию в католичество, ввели унию старой местной церкви с римскою. Но эта уния имела последствием внутренние смуты, так как народ не хотел оставить своей старой веры. Подробнее об этой эпохе говорено будет ниже.
Властитель Абиссинии носит титул «негус-негести», т.-е. царя царей. В прежнее [X] время власть его была неограничена, но в XVIII стол. она сильно пошатнулась. Правители значительных провинций, по положению своему очень схожие с средневековыми феодалами, старались на перебой захватить власть в свои руки. Начались между ними междоусобия и в 1855 г. один из них восторжествовал и был коронован Императором Абиссинии, под именем Теодора. Теодор ненавидел и преследовал европейцев, что побудило англичан предпринять военную экспедицию. Теодор был побежден и лишил себя жизни. По удалении англичан борьба из-за верховной власти началась между правителями трех главных провинций — Казы из Тигре, Габице из Ласты, и Менелика из Шоа. Каза взял верх и в 1872 году был торжественно коронован в священном городе Аксуме под именем Императора Иоанна.
В 1885 г. итальянцы задумали основать колонию на Красном море и захватили приморский город Массову; но Иоанн не признал за ними Массовы, желая овладеть ею сам, чтобы доставить Абиссинии хорошую гавань. В 1888 году итальянцам удалось, однако, овладеть Массовой и основать колонию, названную Эритрейской. О дальнейших событиях расскажет нам путешественник, к повествованию которого мы и приступаем.
I. Прибытие в Абиссинию.
Предпринимая путешествие в Абиссинию, мы, т.-е. я и жена моя, имели в виду, главным образом, археологические изыскания в древних городах этой страны. В особенности привлекал нас Аксум, имеющий для Эфиопии такое же значение как Медина и Мекка для мусульман. Кроме этой главной цели мы имели в виду несколько второстепенных: изучение абиссинского народа, его оригинальный культ, привычки, природу; все это представляло для нас глубокий интерес. В грядущем разделе Африки, Абиссинии суждено играть значительную роль. Которой из Европейских держав будет она принадлежать? Удастся ли итальянцам удержать за собою ту точку опоры, которую они имеют на Красном море, или французы двинутся от Обока и вытеснят итальянцев? Решение этой задачи чрезвычайно интересно для тех из нас, которые, изучая прошедшее, стараются заглянуть в будущее. [4]
Путешествие по полудикой стране должно было сопровождаться большими затруднениями. Мы это предвидели и к этому приготовились. Еще на пароходе мы слышали, что вследствие враждебных действий двух вождей-соперников, Рас-Алулы и Рас-Мангаши доступ в Тигре для иностранцев закрыт. Итальянский губернатор, полковник Баратиери посетил нас на пароходе и мы с ним серьезно обсудили наше предприятие. Был момент, когда мы готовы были отказаться от путешествия; но Баратьери посоветовал нам провести несколько недель в Итальянской колонии, известной под названием Эритреи заключающей в себе два абиссинских округа Гамазен и Окуле-Кусай и затеи уже решить, что делать дальше.
Там, говорил он, вы можете также хорошо и с большей безопасностью, чем в государстве Менелика, заняться Абиссинской этнографией. Затем, если в течение этого времени обстоятельства в Тигре примут благоприятный оборот. вы можете рискнуть перейти границу и отправиться в Аксум. Совет нам показался дельным и мы решили последовать ему.
В этом сочинении не раз будет говорено о столкновениях между Рас-Алулой и Рас-Мангашей из-за господства в Тигре, а потому я считаю не лишним посвятить несколько строк на разъяснение тех причин, которые вызвали столкновение. Во время царствования негуса Иоанна, на политической арене появился некий Алула, человек с выдающимися способностями и громадным честолюбием. Он прославился храбростью и победами; [5] победил воинственное племя дервишей, беспокоивших Абиссинию с севера и сильно противодействовал итальянской оккупации Абиссинских провинций. Он был жесток и коварен, но, благодаря военным успехам, пользовался большой популярностью. При жизни негуса Иоанна, Алула был вице-королем в Тигре и получил от негуса титул Раса, что равносильно князю. Когда Иоанн был убит и Менелик II, поддерживаемый итальянцами вступил на престол, он стал подозрительно относится к почти неограниченной власти Рас-Алулы и не замедлил сменить его, назначив на его место Рас-Мангашу, сына убитого негуса. Рас-Алула, принужденный уступить власть человеку, который был моложе его, сильно оскорбился, ушел с своими приверженцами в родные Тембиенские горы и приготовился встретить с оружием в руках узурпатора его власти. Итальянцы, бывшие на стороне своего ставленника Менелика, могли всего опасаться от своего заклятого врага Рас-Алулы. Эти обстоятельства внесли новый элемент в абиссинскую политику. Стычки между феодалами — явление самое обыкновенное в Абиссинии. Благодаря постоянным междоусобиям, страна, богато наделенная природою, находится в упадке. Но никогда еще не бывало, чтобы в эти стычки вмешивалась иностранная держава и потому результат борьбы, при настоящих условиях, представлялся нам чрезвычайно интересным. Если б Италия была достаточно сильна и достаточно богата, чтобы стоять твердо на занятой позиции и предписывать условия, то Абиссиния давно бы ей покорилась. Чтобы [6] упрочить свое могущество, Италия принесла в жертву много денег и много жизней, но осязательных результатов пока не заметно. Что будет дальше, покажет будущее.
Таково было положение дел, когда мы высадились в Массове 2-го января 1893 г.
Массова расположена на трех островах, близко прилегающих к материку и Итальянцы мечтают сделать из нее вторую Венецию, царицу Красного моря. В последние годы среди остатков египетской оккупации, появилось довольно много итальянских построек. Белый дворец в египетском стиле, построенный несчастным Аракель-пашей, павшим в сражении с Абиссинцами при Гудда-Гудди в декабре 1875 года, служит в настоящее время резиденцией итальянского губернатора; к нему примыкает изящный военный клуб с открытой сценой. Обилие воды, жаркий знойный воздух, насыщенный парами, делают пребывание в Массове очень тягостным для непривычного человека. Тем не менее климат Массовы нельзя назвать вредным; лихорадок почти не бывает; клопы, блохи и тому подобная нечисть, столь обильная на горных возвышенностях, здесь отсутствует. Здесь нет гниющей растительности, обычной колыбели малярии, и соль, насыщающая парную атмосферу, действуя как антисептическое средство, предотвращает эпидемии. Единственные страдания, с которыми приходится считаться итальянским офицерам, это слабость и апатия, одолевающие их в этой оранжерейной атмосфере; но несколько недель проведенных на возвышенности, [7] или несколько месяцев в Европе совершенно излечивает их. В общем же, климат Массовы, здоровее многих пунктов их стоянок на родине.
Если Массова сама по себе не может сравниться с Венецией, то за то окрестности ее во много раз живописнее. Могучие Абиссинские горы, подходящие в этом месте почти к самому берегу, представляют как бы фон картины, на котором рисуется маленький городок. Внутренняя жизнь города отличается оригинальной пестротою. Причудливые арабские лодки, привязанные к берегу, покачиваются на волнах; полунагие туземцы из разных внутренних округов снуют по базарам и узким улицам, привлекая внимание чужеземцев. В узких улицах уцелело много памятников египетской архитектуры, представляющих полный контраст с новейшими итальянскими постройками. Море, на которое можно любоваться с дамбы соединяющей остров Массова с островом Таулуд, кишит рыбами разных форм и цветов. На них целый день охотятся черные ужи, выскакивая из береговых щелей и кидаясь в воду, где они сами нередко делаются добычею акул. Оригинальные рыбаки, на утлом плоте, сбитом из четырех досок, снуют между судами, предлагая свой товар.
Пробыв пять дней в Массове, мы все осмотрели и приготовились в дальнейший путь: купили мулов и приговорили людей. Наш слуга, грек Мантайос, совершивший с нами уже девять путешествий, был нашей правой рукой. В переводчики приговорен был абиссинец с громким [8] именем Верко-Терга, пробывший много лет в Греции и свободно говоривший по-гречески. Он сообщил нам, что в Греции его звали Марком, а так как в экспедиции нашим разговорным языком был греческий, то мы скоро отказались от его громкого имени и тоже стали звать Марком. Что же касается погонщиков, то это был сброд людей ленивых, беспокойных и до того неинтересных, что по окончании путешествия нам грустнее было расставаться с мулами. чем с ними. Далеко не уверенные в возможности проникнуть внутрь страны, мы оставили у итальянского секретаря Кастелляно некоторую сумму денег с просьбою, в случае надобности. выслать нам подходящие подарки для абиссинских вождей.
Итальянцы недавно построили железную дорогу, в 27 километров, от берега к горам, что значительно облегчило путешествие. Об этом участке рассказывали разные ужасы и мы очень были рады проехать его в вагоне. На пути мы видели деревушку Готумлу, населенную племенем Шохос. Жалкие хижины, сбитые из всякой дряни, старых лохмотьев, масляных бочек, сломанных мачт и тому подобного хлама утопают в море песку. Миновали Монкулло, где посреди таких же жалких хижин выделяется, словно великан между пигмеями, шведский миссионерский пасторат; пролетели мимо низких волнообразных холмов, покрытых редкой колючкой: пронеслись мимо Догали, где происходила жаркая стычка Итальянцев с Рас-Алулой, который, спустившись с гор, напал на них и загнал в море. В этом сражении [9] Итальянцы потеряли 500 человек, а Рас-Алула тысячи, после чего он должен был отступить к Маребу. Павшим итальянским воинам воздвигнут памятник на соседнем холме.
Наконец поезд достиг своего конечного пункта Сахати, у самой подошвы Абиссинских гор и высадил нас с нашим багажом. Здесь мы гостеприимно были приняты итальянскими офицерами и отлично отдохнули в прохладном казино, двери и окна которого завешаны были матами, пропускавшими легкий ветерок. Ничего подобного мы не видали в Массове. На другой день, когда сидя против колоссальной горной цепи, я срисовывал казино, эффектно выделившееся на темном фоне гор, я невольно задумался над прошедшим, настоящим и будущим Эфиопии.
Предо мною была та самая стена, которая, в течение стольких веков отделяла эту страну от [10] сообщения с внешним миром. Эфиопы, по выражению Гиббона, спали около тысячи лет, позабыв о мире и позабытые миром. Их прошедшее состоит из массы легенд, говорящих о прошлом величии, до которого нам далеко; их настоящее представляет несомненный упадок и нищету; их будущее вполне зависит от внешних обстоятельств и от того, в чьи руки они попадут.
Замечательно, что не смотря на замкнутость страны, в ней, начиная от Птоломеев и до Александрийских монахов, обративших Эфиопию в христианство, преобладало греческое влияние. Затем, в последнее тысячелетие, господствовало влияние латинян. Португальцы прошли страну вдоль и поперек, усердно проповедуя католичество и в конце концов должны были удалиться. Альварец (1520) был первый, который оставил подробное описание тогдашней Эфиопии, послужившее источником многих поэтических сказаний. В настоящее время другой латинский народ ищет преобладания в этой стране, но успех его весьма сомнителен.
Когда прибыли наши мулы и служителя, которые шли по старой дороге, мы двинулись в дальнейший путь. Мы ехали равниною, полого поднимавшеюся вверх, день был страшно жаркий, вьючные мулы едва передвигали ноги. После 3-х часового пути мы достигли селения Сабаргумы и должны были остановится на отдых крайне утомленные, и люди и животные. На пути мы встретили отряд всадников, спускавшихся в Массову. Это были абиссинские войны под предводительством генерала, по местному — «фитуерари» Иоанна, красивого [11] статного мужчины, не смотря на темный цвет лица. Он был, по крайней мере на целую голову выше своих спутников. Богатая сбруя с серебряной насечкой и живописный костюм свидетельствовали о его высоком сане. Он приветствовал нас на английском языке, чему мы крайне удивились. Потом мы узнали что отец его был европейский дворянин, проживший в Абиссинии несколько лет. Фитуерари Иоанн важное лицо в Тигре, и горячий сторонник Рас-Мангаши, с поручением [12] которого он и ехал в Массову к губернатору Эритрейской колонии.
В окрестностях Сабаргумы есть деревушка, жители которой ушли с высокого плоскогорья, чтобы избежать голода, свирепствовавшего там в течение последних годов. Прежде немногие абиссинцы решались покидать горные страны; теперь же их селится больше и больше на низменных местах близ Массовы. Междоусобия, голод и холера в продолжение последнего десятилетия сильно опустошили Абиссинию. Многие деревни покинуты, земля остается без обработки и обнищавшие туземцы переселяются на низменности, в надежде найти какое-нибудь занятие и средства к существованию.
Едва ли возможно, не побывав на месте, составить себе представление о тех бедствиях, которые постигли абиссинцев в последние годы. Помимо внутренних смут, они постоянно терпят от набегов дервишей с севера, племени Галло — с юга; шайки разбойников рыщут в горах! Город Гондар, бывший цветущей столицей несколько лет тому назад, с 43 церквами с дворцом, выстроенным португальцами, был трижды разграблен дервишами и представляет теперь почти пустыню.
С Сабаргумы начинается настоящий подъем. В гору вьется устроенная итальянцами дорога, которая чрезвычайно облегчает подъем на Гинду в 2 — 3000 футов. Склоны гор покрыты богатою растительностью, напоминающею Закавказье. Между деревьями растут яркоцветные гладиоли, фестонами висят роскошные орхидеи и встречаются другие [13] растения, известные нам только по оранжереям. К сожалению шел сильный дождь и мы достигли Гинды промокшие до костей. Гинда — это чистый рай. Представьте себе долину, расположенную между двумя климатами. Когда сыро со стороны моря, на стороне, прилегающей к возвышенности, сухо и ясно; и наоборот. Таким образом долина, пользуясь попеременно атмосферными осадками и солнечным жаром, находится с самых благоприятных условиях для культуры. Благодаря плоскогорьям и прилегающим к ним террасам, таких местностей в Абиссинии много, так что пастухам, пасущим в таких местах стада, приходится только переходить с одной стороны на другую, чтобы находить тепло и корм.
На следующий день мы продолжали путь в Асмару по старой дороге, так как новая, с ее бесконечными извилинами отняла бы у нас вдвое больше времени. Погода была великолепная и в первую часть пути мы истинно наслаждались, любуясь роскошной природой. Проходили колкуаловым лесом. Это растение, гигантский молочай — канделябр придает местности особенный колорит. Мясистые ветви этого растения так сильно переплетаются, что колкуаловые изгороди вокруг строений служат прекрасной защитой от нападения.
Для меня, впрочем, колкуал не был уже новинкой; я познакомился с ним в горных странах Юж. Африки. Там же я встречал баобаб, колючий кустарник и много других представителей абиссинской флоры. В климате тоже оказалось много сходства. Хотя Абиссиния, по [14] положению, выше земли Машонов, но за то она ближе к экватору. Пропорция атмосферических осадков и сухости почти одна и та же. Даже в людях замечается разительное сходство, что лучше всего свидетельствует об однородности среды, так сильно влияющей на человека. В обеих странах употребляются деревянные изголовья, практикуются те же игры с дырочками и камешками, пьется тоже элевзинное пиво, железо куется по тем же приемам и такими же орудиями.
В колкуаловом лесу мы видели деревья футов в 60 вышины. Итальянцы, прокладывая дорогу, много повозились с ними. Туземцы употребляют колкуал па постройки; высушенный он очень крепок, не подвергается гниению и притом легок. Сок этого дерева очень ядовит; попав в глаз он производит слепоту. Меня уверяли, что и мед абиссинский ядовит, так как пчелы [15] сосут сок колкуала. Но я пил этот мед и не испытывал дурных последствий. Мед, как питье, в большом употреблении в Абиссинии, и куда бы вы ни явились, вас непременно угостят этим напитком. Вытекающий сок колкуала твердеет и образует белую смолу; но она пориста и потому малоценна.
В колкуаловом лесу, около полудня, нас застал такой туман, что дальше своего носа ничего не было видно. Мы сделали привал и позавтракали, натыкаясь друг на друга и на мулов.
Завтрак был окончен, а туман продолжался. Нам надоело ждать и мы двинулись в путь. Ощупью прошли узкое ущелье, ощупью стали карабкаться на крутой подъем, наткнулись на караван верблюдов, кой-как пробрались между ними и вдруг — словно завеса упала перед нами; мы вышли из полосы тумана и очутились под голубым сводом, освещенным ярким солнцем. Эффект был так оригинален, что едва ли мне случалось испытывать что-либо подобное. Внизу, так далеко как мог охватить глаз, клубилось море облаков, и выступающие из них острые пики казались островами. Над головой сияло солнце. Мы сразу шагнули от зимы прибрежного пояса к лету пояса нагорного, что производило впечатление, не поддающееся описанию. Анероид показал, что мы находимся на горной планине в 7000 ф. высоты над уровнем моря.
Планина, на которой мы стояли, образует дугообразную линию, уходящую вдаль. Приятно было смотреть на ровное пространство, после крутых [16] изломанных контуров гор. Ровное пространство это нельзя, однако, назвать однообразным; его пересекают во многих местах глубокие долины, в которых текут многоводные реки: Мареб, Текацце и др. На планинах Адуи и Симена в 15;000 фут. высятся величавые пики, словно башни укрепленных замков. Но большая часть планин представляет ровную или слегка волнистую поверхность в 6—7000 ф. над уровнем моря.
Во время 3-х дневной остановки в Асмаре мы наблюдали чрезвычайное равновесие климата. Раннее утро всегда было ясно. Потом с моря приносились облака и взбираясь по склонам гор, затягивали низменности и долины густым туманом. Перед закатом солнца туман поднимался до краев планины и окутав ее своими пушистыми волнами, вдруг исчезал, и утро снова наступало веселое и ясное с седым инеем, слегка покрывающим землю.
Ничто не может сравниться с здоровым и укрепляющим воздухом Абиссинских планин во время сухого времени года. Но и в сезон дождей здесь почти нет лихорадок, хотя страна делается почти непроходимой от грязи. По слухам, климат долин (куалл) в это время года очень вреден, хотя эти показания весьма сомнительны. Мне кажется, что и в период дождей куаллы не нанесут существенного вреда путешественнику, если только принимать известные предосторожности и не ночевать близ воды. [17]
II. В Асмаре.
Асмара есть главный пункт итальянской колонии на Красном море, так сказать базис, от которого производятся все сношения с горными планинами. На месте, где находилась прежде деревушка и церковь Бетмариам, итальянцы построили крепость и несколько домов для удобства стоящих здесь офицеров. Между домами выделяется небольшой палаццо, летняя резиденция губернатора, предоставленная им очень любезно в наше распоряжение. По равнине рассыпаны деревушки, где живут семьи туземных войск; сами же солдаты, как абиссинцы, так и мусульмане стоят в Асмаре. На возвышенности видны большие круглые хижины; где жил Рас-Алула до своего низложения; теперь там живут итальянские чиновники. Итальянская агрономическая школа сделала довольно удачные попытки для возделывания зерновых хлебов в [18] окрестностях Асмары; но для винограда и оливы климат оказался менее благоприятным, чем можно было ожидать. Тем не менее Асмара считается в настоящее время самым цветущим округом во [19] всей Абиссинии. Обнищавшие абиссинцы из центра страны бегут сюда в надежде найти работу. Впрочем и прежде Асмара считалась пунктом довольно важным. Многочисленные развалины в ее окрестностях свидетельствуют, что этот округ был когда-то густо населен.
В центре местечка стоит церковь, чуть ли не самая древняя из всех, виденных нами в этой части страны. Церковь вросла в землю, или вернее, вокруг нее образовался наносный слой, т. что нужно спуститься по нескольким ступенькам, чтоб попасть в нее. Церковь квадратной формы, сложена из камня; внутри здания вдоль стен, ряды столбов, поддерживающих крышу.
Рынок Асмары очень оживлен и интересен. Мы каждый день ходили туда, снимали фотографии, покупали различные предметы у туземцев, приходивших из окрестных деревень. «Обратите внимание на филигранные украшения и в особенности на изделия из кожи», говорили нам итальянцы; абиссинцы в этом деле очень искусны». Мы последовали их совету и приобрели много филигранных украшений: шпилек, которые тут же вытаскивались из головы женщин их корыстолюбивыми супругами; уховерток, привешенных к поясу; крестов, надетых на шею непременно на голубом снурке. Об этом снурке стоит сказать несколько слов. После изгнания португальцев, явились мусульманские проповедники и начали действовать довольно успешно. В половине нынешнего столетия, властитель края, Рас-Али, сильно сочувствовал мусульманам. Но явилась реакция, [20] которая обострилась еще более вторжением египетских армий; последовал приказ о поголовном обращении в христианство и все абиссинцы-мусульмане должны были присоединиться к господствующей церкви и под страхом изгнания принять «матеб», т.-е. снурок, голубой как небо, составляющий отличительный знак христиан 4.
Кроме филиграновых вещей, мы приобрели много оригинальных безделушек: щипчики, которыми босоногие туземцы вытаскивают занозы, амулеты, гребешки и т. п.
Абиссинское филиграновое производство, вероятно, заимствовано у греков, а греки, в свою очередь, научились ему у итальянцев в средние века и научили абиссинцев в Александрии, где в течение столетий обе народности встречались на нейтральной почве. Приобретенные нами филигранные вещи очень напоминают такие же, купленные в Греции. Особенно интересна одна шпилька, чрезвычайно тонкой работы, с птицей на задней части с крестиком наверху. К дужке прикреплены две спирали, подобно тому,. как это принято в Индии, а к спиралям привешены колокольчики без язычков. Последнее украшение чисто абиссинского характера; колокольчики можно встретить на вещах различного рода, даже на упряжи мулов и лошадей.
Рынок доставлял нам неисчерпаемый источник для наблюдений. На каждом шагу встречали мы бытовые картины одна другой интереснее. Вот, сидят туземцы рядами; ноги их вытянуты и между [21] ними разложен товар: зерно, перец, разные пряности — необходимая приправа абиссинской кухни. Под тенью зонтиков из травяных плетушек, обшитых красной каймою отдыхают старички и старушки. Вот туземная щеголиха предоставила свою голову местному парикмахеру. Длинной шпилькой, на подобие стрелы, он разделил ее волосы на несколько прядей, заплел в несколько кос и на макушку положил кусочек масла, предоставляя ему растаять на солнце и напитать волосы. От всех абиссинских женщин разит этим маслом, которое течет по лицу и шее и, грязными каплями падает на одежду.
Казалось этого было бы достаточно, чтоб оттолкнуть европейца, но есть люди, которые находят абиссинок привлекательными, а так как вкусы весьма различны, то мы о них спорить не будем.
Женщины носят короткую рубашку, красиво вышитую около ворота, на груди, на обшлагах, и узкие панталоны особенно щедро расшитые; на щиколках массивные серебряные браслеты. В Греции, на островах, мы видели почти такой же костюм. Что же касается ожерельев, перстней и других украшений, то их чем больше, тем лучше. Пальцы некоторых Абиссинок унизаны кольцами до второго сустава. Ожерелья, с привязанными к ним ящичками с талисманами так тяжелы, что если б их надеть на преступника, то можно бы подумать, что это особый род пытки. Но мода, как известно, деспотически властвует повсеместно, и на мучения из-за нее претерпеваемые, обыкновенно, не [22] жалуются. Глядя на деревянные подпорки, заменяющие абиссинцам изголовья нельзя не подивиться, как люди могут спать на них. Зато изголовья эти не мнут хитромудрой прически абиссинцев и избавляют их от труда часто переделывать ее.
В Асмаре мы посещали Абиссинцев разных сословий и знакомились с их бытом. Нас угощали медом, налитым в рога буйволов, которые имеются почти во всяком доме и заменяют наши бутыли. Во время разъездов эти рога в кожаных [23] футлярах привязывают к седлу и возят с собою; когда же содержимое истощится, его пополняют вновь. Во всякой попутной хижине, если только в ней не царит нищета, хозяева считают долгом угостить путешественника и пополнить его запасы.
Одна важная абиссинская дама, предупрежденная о нашем посещении приняла нас в таком пышном костюме, что я, как мужчина, не берусь даже его описывать и уступаю перо жене.
«На ней был, пишет г-жа Бент, длинный пунцовый плащ, обшитый желтою каймою, поверх которой шло роскошное шитье пестрым узором. Вместо бахромы, плащ был обшит серебряными колокольчиками на цепочках. Плащ застегивался огромной застежкой из золоченого филиграна; такими же украшениями были отделаны передние полы плаща. От тяжести своего костюма бедная аристократка едва могла двигаться. Кроме того, по всему плащу были нашиты выпуклые бляхи, вроде опрокинутой чашки из золоченого филиграна с серебряными рубцами. Вероятно бляхи не были тяжелы, но когда на них приходилось случайно садиться, положение знатной дамы было, я полагаю, не из приятных. Впрочем, все дело привычки; может быть она изловчилась так, что бляхи ее не беспокоили. Заметить это мне не пришлось, так как абиссинская аристократка все время занимала нас разговором и показывала различные предметы».
Между прочим показывала она, продолжает г. Бент, лиру, чрезвычайно похожую на древнюю римскую лиру. В течение шести недель эта лира не давала мне спать; так мне хотелось ее приобрести, [24] что и удалось позднее, в Аксуме, но об этом говорено будет ниже. Абиссинская дама играла на этом инструменте двумя полированными роговыми палочками; мелодии я не мог уловить, да казалось ее и не было; но если бездействовали уши, то работало воображение и переносило меня в библейские времена. Абиссинцы уверяют, что Давид играл перед Саулом на этом самом инструменте. В церквах на фресках не редко встречается изображение Давида, играющего на этом «беганех», как зовут свою лиру туземцы.
Другой инструмент «чера мазанко» изобретен, будто бы отцом Давида, Иесеем. Я приобрел и его. Это нечто среднее между гитарой и балалайкой, несколько похожее на нубийский инструмент Нижнего Египта. Нижняя часть сделана из туго натянутой кожи; играют небольшой стрелкой. Мазанко любимый инструмент абиссинцев; без него не обходится ни один праздник религиозный, или светский. На мазанко играют «асмари», нечто вроде странствующих менестрелей. При этом они поют подходящие к случаю песнопения; на семейных праздниках воспевают хозяина и его подвиги, разумеется не без сильной дозы преувеличения. Перед сражением они восхваляют будущих победителей, не жалея проклятий для их врагов. По абиссинскому поверью, воспроизведенному на фресках церквей, Богоматерь, под звуки чера мазанко уснула на веки.
Есть еще «малакет» длиннейшая труба, туго обтянутая кожей с тыквою на конце, выдолбленною на подобие раковины, с перламутровой [25] инкрустацией. Этот инструмент очень схожий с древним «tuba», несут в процессиях впереди значительных лиц и трубят. Глядя на абиссинских музыкантов с вытянутыми руками, дующими в свой малакет, так и кажется, что они сошли с этрусской вазы, и вот-вот исчезнут как видение.
Чисто религиозный инструмент, употребляемый священниками при религиозной пляске, это «систрум», чрезвычайно схожий с тем, который употребляется в Египте при мистических празднествах Изиды. Это трещотка в виде рогатки с ручкой, на трех проволоках нанизано по три медных монеты, которые при сотрясении, издают звон. О происхождении этого инструмента рассказывают следующую легенду. Один святой, услыхав однажды пение трех птичек, вознес свои помыслы к Св. Троице и попробовал передать мелодию постукиванием трех медных монет друг о дружку. Эту музыку услыхал царь царей (негус негести) и воспользовался мыслью святого, устроив систрум, которым он помахивал, услаждая свой слух. Эта легенда тоже воспроизведена на фресках; она же встречается в священных книгах, которые абиссинцы изучают с большим усердием.
Абиссинские трубы и флейты имеют только одну ноту и чтоб образовать аккорд, нужно 4 трубы и 3 флейты («imbilta»). Эта первобытная музыка сильно нравится туземцам, так велика сила привычки. Когда абиссинцы, бывшие в Европе и слышавшие европейские оркестры, вернулись домой, они пришли в упоение, услыхав снова родные звуки. [26] «В Европе нет ничего подобного нашему «imbilta» и «chera mazanko» говорили они и в этом, конечно были правы.
Происхождение абиссинского зонтика также относится к глубокой древности. Зонтик служит здесь знатным лицам, как отличительный признак их высокого сана и укрепленный на длинной палке нисколько не защищает от солнца. Красный зонтик имеют право носить только принцы. Обыкновенные смертные употребляют зонтики белые, сплетенные из травы, которая, кстати сказать, служит туземцам для производства прелестных вещей.
От какого народа абиссинцы заимствовали обычай носить зонтики — неизвестно, но не подлежит сомнению, что зонтики употребляются в этой стране с незапамятных времен. Когда Килус, назначенный главою абиссинской Церкви, прибыл из Александрии в 1209 г., он был встречен царем и вельможами и провожаем под сению зонтика из золотой парчи 5.
Даже в настоящую эпоху упадка, зонтики, употребляемые в религиозных процессиях, отличаются великолепием. Они сделаны из дорогой материи, с филиграновыми украшениями, бахромой из колокольчиков и крестом на верху.
Во время нашего пребывания в Асмаре, в виду приближавшего поста, много было свадеб. Чтобы изучить сложную систему брачных союзов в Абиссинии, причины развода, обмена жен и различия между церковными и гражданскими браками — нужно [27] много времени. По-видимому, гражданский брак расторгается по желанию, тогда как церковный, за исключением нарушения брачных законов — нерасторжим.
Первый обряд, на котором мы присутствовали, совершен был над разведенною парою средних лет, причем прежние муж и жена, уже раньше повенчанные, тут же присутствовали.
Нас ввели во двор, устланный зелеными ветвями и травой. Двор, приготовленный таким образом для приема гостей, называется «дасс».
В одном углу на низком деревянном ложе (ангареб), покрытом ковром, возлежал жених, священник и ближайшие родственники жениха; в другом углу возлежали почетные гости. Остальная публика разлеглась на земле почти вплотную. Невеста сидела, поодаль, в шалаше, завешанном занавесью. Для нас, как почетных гостей, занавес подняли и мы увидали немолодую женщину в роскошно вышитом платье. Мы пожелали ей счастия, но она приняла наше приветствие очень сухо, что было вовсе не к лицу женщине, выходящей в третий раз замуж. Воздух в шалаше невесты был так удушлив, что мы не могли там долго оставаться и нам поставили стулья на воздухе.
Угощения припасена была масса. На столах стояли: огромные горшки с мясом вареным, блюда с мясом жареным, кувшины с пивом и медом, корзины с хлебом. Явилась музыка, асмари с мазанкой и неизбежный барабан. Вокруг нас уселись воины в роскошных одеждах. У одного, вокруг красной шелковой шапки была обмотана грива льва, [28] которого он убил несколько дней тому назад. Охота на льва очень опасна и победитель чествуется как герой. У всех воинов были длинные сабли в красных ножнах, и их праздничные костюмы были так живописны, что на них нельзя было достаточно насмотреться.
Распорядители пира «агарафи» с длинными палками в руках, сновали взад и вперед и выгоняли ребятишек, которые сильно надоедали.
Когда наступило время трапезы, из хижины выступила толпа детей с корзинами на головах, покрытыми красной турецкой материей. Кувшины с медом и пивом поставлены были на табуреты, священник благословил трапезу, сказал приветственное слово молодым, и пир начался.
В северной части Абиссинии принято за правило во время еды скрываться от посторонних взглядов за занавеской; а за неимением таковой, просто за полотенцем. Дома ли, на пути ли едят абиссинцы, они, непременно развешивают перед собой полотенце. На пиршествах, где народу много, публика делится на партии в 4-5 человек и каждая партия завешивает себя полотенцем. Я не мог доискаться источника этого обычая. Одни говорили, что стыдно есть при других, что процесс жевания неприличен. Другие — что завешивание предохраняет от дурного глаза; последнее вернее, так как абиссинцы вообще, суеверны. В Тигре этот обычай практикуется, начиная от царя и до последнего погонщика. Мы уже познакомились с этим обычаем на пути и теперь наблюдали, каким путем он будет применяться в [29] таком многолюдном собрании, Людям любящим выпить, полотенце оказывало немаловажную услугу перед партией в 4-5 человек все же не так совестно показаться неумеренным, как перед целым собранием; притом и партию можно подобрать по своему вкусу.
Много ли, мало ли пили гости пива, разносимого в больших рогах, этого за полотенцем не было видно, но они вдруг сделались чрезвычайно веселы. Победитель льва и другие воины повесили свои черные щиты в серебряной оправе на деревья и пустились в пляс. За пляской следовала музыка, пение, потом опять пляска. Веселье разгоралось с каждой минутой, пирующие одушевлялись более и более, и мы сочли за лучшее удалиться.
Другая свадьба, по церковному обряду, была гораздо интереснее. В Абиссинии также как в православных государствах, духовное лицо может только однажды вступать в брак, что придает церемонии особую торжественность. Женился молодой человек перед посвящением в диаконы.
Это был худенький, нервный юноша, почти мальчик. Венчание происходило в церкви, под красным балдахином, в виде зонтика; за неимением вина молодые пили виноградный сок. После обряда все гости, в том числе и мы, отправились в дом родителей новобрачной, один из лучших домов в Асмаре.
Этот лучший дом был просто сарай, освещаемый одной дверью, ею же и вентилируемый, отчего атмосфера в нем была самая ужасная. Нас ввели как слепых и посадили на «ангареб». Когда [30] глаза наши освоились со мраком, мы увидали в одном из углов новобрачного, завешанного полотенцем. Молодая скрывалась в соседней каморке. И здесь много ели и пили; кроме того, в маленьких рогах разносили водку, чего на предыдущем пиршестве не было. Присутствующие заметно оживились, но пир сохранял особенный, как бы религиозный характер. На средину выступили черномазые, почти нагие ребятишки и очень мило танцевали. Каждый получил по лоскутку материи, которою и обвязал себе бедра.
Вслед за ними выступили человек 14 священников, съехавшихся из окрестностей. В длинных белых одеждах и с белыми повязками на головах они начали священный танец. Держа в одной руке систрум, а в другой посох они двигались плавно и грациозно, напевая псалмы. Зрители и в особенности зрительницы выражали свой восторг какими-то журчащими звуками. С небольшим усилием воображения можно было представить себя в театре на представлении Аиды.
Когда абиссинские священники начинают танцевать, их очень трудно остановить, к тому же многие из них выпили больше чем следовало и вошли в положительный азарт. Наконец откинулась занавеска, скрывавшая новобрачного и он явился перед публикой в полном облачении; на плечах у него было надето нечто вроде ризы, на голове митра; в руках он держал огромный медный крест, который почти закрывал его собою. Он должен был принять участие в священной пляске, но долго не решался и видимо конфузился. [31] По окончании пляски молодой поклонился теще, и сватами был выведен на двор, где воины, потрясая копьями и щитами начали боевую пляску. Вскоре показалась какая-то бесформенная масса из бархата и шелка, которая протискивалась сквозь толпу, возвышаясь над нею, словно сидя на чей-то спине. Это была новобрачная в дорожном костюме. Тут же стоял и мул, который должен был отвезти ее в жилище супруга в нескольких милях от Асмары. Нам не хотелось возвращаться в душную атмосферу дома, да и незачем было, и мы отправились провожать молодых, окруженных сватами. Только что селение скрылось из виду — новобрачный с видимым облегчением сбросил свой парадный костюм и остался в белых штанах и полосатой шамме — плаще — обычной одежде туземцев.
В типе построек на севере и на юге заметна большая разница. Провинция Гамазен, в которой находится Асмара, составляла когда-то часть территории Бар-Негуса, т.-е. Царя морей, который хотя и признавал протекторат абиссинского императора, но в действительности был независим. Бар-Негус основал свою столицу в Окуле-Кусай и его подданные считались красивейшими людьми во всей Абиссинии. Они управлялись собственными законами и жили в своих неприступных горах совершенно независимо, от них-то, вероятно и происходит различие в типе построек в Гамазен. Вместо круглых хижин — тукул — распространенных повсеместно, мы здесь видим длинные низкие здания, углубленные в землю. Бревна, [32] вбитые в землю и связанные поперечными брусьями, составляют остов; между бревнами навалены камни, как попало, без всякой системы; потолок — колкуаловая настилка, смазанная глиной, вот и весь дом. Иногда эти дома стоят вплотную, разделяясь только сенями, так что вы можете, через целый ряд смежных жилищ, пройти с одного конца города на другой.
Некоторые путешественники производят жителей здешней местности от троглодитов — пещерных людей, но для подобных выводов я не вижу достаточно оснований. На мой взгляд эти жилища имеют большое сходство с кроликовыми садками в Англии, с тою разницею, что те гораздо чище. Грязь, нечистоты и всевозможные насекомые составляют неотъемлемую принадлежность абиссинских жилищ. Что бы вы ни взяли в руки, все покрыто слоем грязи и пыли. Нет сомнения, что такая нечистоплотность была бы источником всевозможных эпидемий. если б жители этой страны не дышали чудным животворящим воздухом.
Когда вы войдете в дом абиссинца и освоитесь с мраком, господствующим здесь, вы увидите развешанные по стенам щиты, копья, сбрую и тому подобные предметы мужского обихода. Женщины помещаются в задней части дома. Здесь на земляном полу, они месят свои хлебы, кладут их на сковороды и пекут на угольях в маленьких круглых печках. Кругом стен идут засеки из битой глины, где хранится зерно и прочие припасы. Ульи, сбитые из коровьего навоза укреплены в стенах под крышею. В углу стоит [33] жернов и слуги по целым дням растирают зерно. За дверью, на дворе, помещается ткацкий станок, на котором выделываются разные ткани для шамм. Абиссинская шамма очень легка и тепла; она по большей части полосатая. Праздничная шамма белая, с красной каймой по подолу в память пролитой крови Христовой. Шамма очень напоминает римскую тогу и драпируется почти также; закидывается на правое плечо, оставляя свободною левую руку. Знатные лица подтягивают тогу таким образом, чтобы она закрывала им рот; встречаясь с более знатными, сдергивают шамму с лица; перед принцем крови открывают левое плечо и шамму обертывают вокруг бедр; таков абиссинский этикет. [34]
Церкви в Гамазен также имеют продолговатую форму и отличаются от домов разве только большею вышиною. Церковь Асмары представляет любопытный образец подобной архитектуры; в нее нужно спускаться, а не всходить. Перед церковью притвор, где бедный путешественник может найти приют на ночь. Из притвора одна дверь ведет в церковь, другая — в келью священника; она же и ризница. Священник с большой готовностью показал нам свои сокровища, книги, кресты, облачения. Особенно заинтересовало нас Евангелие и книги с иллюстрациями. Но все наши старания приобрести что-нибудь остались без успеха. Священник не согласился уступить нам ни одной вещи. Так было и в других местах. Как ни старались мы соблазнять священников значительными суммами, но ничего не могли добиться.
Церковь окружена тенистою оградою, в которой хоронят умерших. В жаркое время дня в этих священных рощах священники укрываются от зноя. В углу ограды приткнулась жалкая хижина, скорей похожая на хлев, чем на человеческое жилище. Здесь доживает последние дни древняя монахиня, побывавшая два раза в Иерусалиме. Ее ряса, полинявшая от времени, вся увешана крестами и реликвиями, привезенными из святых мест. Целые дни старуха проводит между могилами с библией в руках и среди местных жителей почитается святою. Это очень милая и ласковая старушка; всякий раз при встрече, она сердечно приветствовала нас.
Вблизи церкви, на деревянных перекладинах [35] утвержденных на двух рогульках, висят два большие куска аспидного камня, заменяющего колокола; при ударе они издают довольно приятный звук. Точь-в-точь такие же «била» можно видеть в отдаленных греческих провинциях; происхождение тех и других, без сомнения тождественно.
Внутренность абиссинских церквей покрыта грубою скульптурою и примитивной живописью, к которой восточные христиане усердно прикладываются. Выражение: «идти в церковь» часто заменяется выражением: «идти приложиться».
В церкви Асмары только один притвор, тогда как в круглых церквях их два и три.
Мне говорили, что в этой церкви, в алтаре, по здешнему «Святая святых», находится икона [36] Богоматери, вывезенная, будто бы, Менеликом из Иерусалима. К сожалению, мне не удалось удостовериться в этом, так как алтарь доступен только одним священникам и даже национальный герой Рас-Алула не допускается туда. Зато изображениями этого героя и его подвигов обильно украшены наружные стены здания, причем абиссинцы изображены прямо (en face), а их враги в профиль. Тот же прием практикуется относительно изображений добрых и злых людей. В одном из полутемных закоулков я увидал такую картину: тюремщик, одетый в одежду ярко раскрашенную зеленой и лиловой краской, только что срезал голову Иоанна Крестителя, а Иродиада собирает брызнувшую кровь в чашу. Фигура Иоанна Крестителя нарисована, как и следовало ожидать, прямо а двое других в профиль. Замечательно, что абиссинцы, сами темные, рисуют все лица белыми. [37] Если допустить, что их искусство заимствовано у византийцев, то это становится понятным.
Образ Иоанна Крестителя так заинтересовал меня, что я тотчас же срисовал его. Снять фотографию в темном углу не было возможности. [38]
III. Поездка в монастырь Бизен.
Осмотрев Асмару и все ее достопримечательности, мы начали уже тяготиться вынужденным здесь пребыванием, и чтоб скоротать время предприняли экскурсию в Бизен, в мужской монастырь.
Бизен был прежде одним из замечательнейших монастырей Абиссинии, по значению уступавший разве Аксуму и двум или трем старейшим монастырям. Он владел землями, доходившими до Массовы и получал с жителей дань в виде различных продуктов, дававших монастырю большой доход. Итальянцы отобрали от монахов землю, заплатив им ничтожную сумму а потому во всей Эритрейской колонии у итальянцев нет более ожесточенных врагов, чем монахи.
Монастырь Бизен, т. е. видение, вполне оправдывает свое название. Расположенный на [39] отдельно стоящей островерхой горе в 6500 ф., он, по грандиозности, выделяется среди окружающих его пиков. Вид из монастыря. открывается на огромное пространство вплоть до Красного моря. Но чтоб попасть в это интересное место, надо совершить по истине головоломный путь. Те, которые сказали нам, что до монастыря 5 часов пути, просто посмеялись над нами. Пять часов потребовалось только на то, чтоб достичь подошвы плоскогорья Гамазен, на котором стоит Асмара. Спустившись, мы снова попали в область туманов, которые заволокли всю окрестность. Вечер приближался и мы сочли за лучшее разбить палатки и дождаться рассвета. И благо нам было, что мы так решили; только на следующий день мы могли оценить наше благоразумие.
Португалец Альварец, посетивший Бизен в 1520 г., описывал трудности пути почти в тех же выражениях, в каких я описываю их теперь. Мы гнали наших мулов впереди себя, а сами шли пешком, исключая моей жены, которая непременно хотела ехать, за что и поплатилась. На каком-то крутом подъеме, она вместе с седлом очутилась позади мула и только, благодаря счастливой случайности, не разбилась о камни. Пришлось и ей идти пешком, пока она окончательно не выбилась из сил. Тогда сопровождавшие нас солдаты подняли ее и понесли на плечах.
Французский путешественник Понсе, описывавший дворцы в Гондаре, построенные португальцами, был обвинен в преувеличении. Мы знаем, говорил критик, что абиссинцы живут в [40] хижинах и шатрах; какие же там дворцы. Но последующие путешественники удостоверили существование дворцов и репутация Понсе была спасена. Его рассказы о золотом жезле, виденном в Бизене, тоже подверглись критике; но я уверен, что и здесь Понсе не менее добросовестен, так как по собранным мною сведениям Бизен был прежде гораздо богаче, чем теперь. Альварец описывает церковь величественной архитектуры и прилежащие здания с тремя богато украшенными арками. Сальт видел Бизен уже в развалинах и теперешние здания построены гораздо позднее.
Подъем на Бизен продолжался три часа. Мы встали как можно раньше, чтобы взглянуть на окрестности, пока не пал еще туман. Едва успели мы полюбоваться морем, сверкавшим на несколько тысяч фут ниже, и окрестными горами, как стал подниматься туман. Облака медленно поползли вверх по склонам гор и скоро мы очутились словно на острове, окруженном морем облаков.
— Ведь мадам не будет допущена в священную ограду,— предупредил меня переводчик, когда мы находились уже в виду монастыря.
— Как, что такое? — удивился я.
— Ни человек, ни животное женского пола не допускаются ближе 5 миль,— продолжал объяснять переводчик.
— Так что же вы не предупредили раньше.
Жене поневоле пришлось примириться с мыслью, что она ничего не увидит: но ее ожидало нечто [41] худшее, чего она никак не могла предвидеть. За сотню сажен мы повстречали несколько монахов в длинной желтой одежде. Увидав женщину, они буквально остолбенели; когда же, наконец, убедились в действительности факта, то пришли в неописанный ужас. Как! женщина, в ста шагах от священного места! Лучше было бы им умереть, чем быть свидетелями такого позора. Они приняли такой свирепый и угрожающий вид, что не будь, меня, или вернее конвоя, они, кажется, сбросили бы мою несчастную жену в пропасть. Но мы решили постоять за себя. Я объявил, что моя жена не войдет в монастырь, но останется на том самом месте, где мы стоим, отдохнет в ожидании меня и подкрепит себя пищею.
Воображая, что дело улажено, я пошел вперед с переводчиком, оставив жену с остальной нашей свитой. Когда я, осмотрев монастырь, вернулся, ее уже не было, и я страшно встревожился. Вот что записано по этому поводу в книжке моей жены.
«Я сидела спокойно, делая вид что не понимаю в чем дело. Подошел монах, протянул мне руку, я ему дала свою. Долго он держал мою руку в правой руке, а левою энергично жестикулировал, уверяя меня, как мне объяснили потом мои спутники, что мое пребывание здесь навлечет на монастырь всевозможные бедствия. Мулы матки были тотчас же уведены прочь, но от меня не так легко было отделаться. Монахи стояли и вздыхали, а сопровождавшие нас солдаты тоже принялись доказывать мне, что за святотатство я [42] поплачусь жизнью. Только что муж скрылся из виду, как один монах принялся стонать, а другой, бросившись на землю и охватив голову руками, начал рыдать. Я подошла к нему и с участием наклонилась над ним, стараясь его успокоить, но в эту минуту, стонавший монах подошел, взял меня за руку и повел, а один из наших солдат легонько подталкивал ладонью в. спину. Хотя эти фанатики старались прикасаться ко мне как можно деликатнее, но тем не менее вынужденное прыганье с утеса на утес, под палящими лучами солнца, было довольно мучительно. Когда место сделалось ровнее, мне предоставили идти одной. Увидав под выступом скалы небольшую пещеру, я уселась в тени ее и объявила, что ни за что не пойду дальше. А приходилось пройти еще порядочно, до двух крестов, обозначавших грань, за которую ни одно существо женского пола не должно переступить».
Описав забавный эпизод с моей женой, возвращаюсь к рассказу. Монастырская церковь стоит на утесе, доминирующем окрестность. Над этим утесом возвышается конусообразная гора, вокруг которой лепятся кельи монахов. На острой вершине горы водружен крест. Церковь построена недавно; она круглой формы, с внешней галереей для мирян и внутренней для духовенства; типичная тростниковая крыша заменена, к сожалению, безвкусной кровлею из белой жести.
В ризнице мне показывали старинное медное кадило, ковры, иконы, несколько священных книг. Остальные были заперты у «мемера», настоятеля, [43] который был в отсутствии. Едва ли я потерял много, не видав их, т. к. судя по справкам, и по тем книгам, которые я видел в Аксуме, Абиссиния не особенно богата старинными книгами. Старейшие из них, преимущественно копии с арабских и коптских книг, относятся по большей [44] части к XV ст. Есть прочем, апокрифические книги, в подлинности которых туземцы не сомневаются, напр.: книга Еноха, книга Адама, заключающая в себе историю первых человеков, деяния Апостолов,— книга, которая почитается абиссинцами наравне с Библией. Я не мог дознаться ее происхождения. Она сильно разнится от той, которая принята в Европе и изобилует чудесами. Есть еще «Синаксариа» или житие Святых, из которой можно бы извлечь много интересных данных об исторических судьбах Эфиопии, если б подлинность этих данных не была сомнительна. Священники и монахи читают и перечитывают эти книги, сидя в тенистом уголке и махалками отгоняя мух. Махалка такая же неизбежная принадлежность священника в домашней жизни, как посох и систрум во время богослужений. Посох — предмет очень полезный; на него опираются во время продолжительных служб, а во время духовных танцев мерно помахивают, что помогает соблюдать ритм. Множество этих посохов нашел я внутри церковной ограды, где был склад и других принадлежностей церемонии: зонтиков, барабанов, систрум и т. п. Тут же висели те самые «била», которые Альварец видел 300 лет назад. В них, для моего удовольствия, били, и они издавали звук, похожий на дальний звон разбитого колокола. При монастырской церкви есть колокольня с тремя европейскими колоколами, но в них звонят только в торжественных случаях, предпочитая, для повседневной практики, старую систему звона, к которой издавна привыкли. [45]
При первом взгляде на каменный конус, облепленный кельями монахов, трудно понять, как кельи держатся. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что каждая стоит на небольшой площадке и окружена огородом, где монахи возделывают овощи, главный продукт их питания. В стороне — большое здание, в котором находятся; трапеза, кухня и кладовая. В монастыре насчитывается до 200 братий. Ни один из них, исключая настоятеля, не покидает своей пустыни и живет, забывая о мире и забытый миром. Глядя на монахов Бизена, невольно переносишься в первые века христианства и представляешь себе отшельников Фиваиды во времена Св. Афанасия. Как тогда, так и теперь споры о естестве Спасителя поселяли разногласие между братиею. Иезуитская пропаганда, о которой речь впереди, имела одно время значительный успех, но теперь от нее не осталось и следа. Очень может быть, что борьба с мусульманством, продолжавшаяся около 1000 лет, закалила верующих и развила в них большую привязанность к своей религии и противодействие внешним влияниям. Нельзя не проникнуться уважением к абиссинцам, глядя на их привязанность к верованиям предков. Точно также и в Греции укрепилась вера, вследствие продолжительной борьбы с Турками. Как тот, так и другой народ, закалив себя в борьбе с неверными, сохранили свои религиозные традиции в такой чистоте, которая уже давно утеряна в Европейских государствах. Я бы с удовольствием пробыл по дольше в Бизене; до того веет миром от этой [46] обители, но меня несколько тревожило положение жены, хотя я вовсе не ожидал чтобы абиссинцы оказались такими фанатиками,
Пока мы отдыхали и завтракали, сообщая друг другу свои впечатления, туман, постепенно сгущаясь, поглотил нас. Мы двинулись в путь, ничего не видя перед собою и, как слепые, протягивали руки, чтобы не натолкнуться на утесы, которые вдруг неожиданно выплывали из тумана и, словно сами наталкивались на нас.
Вскоре по возвращении в Асмару, нам пришлось присутствовать на празднике Св. Епифания, глубоко почитаемого в Абиссинии. В этот день совершается погружение Св. Креста и генеральное омовение абиссинцев. Нам предстояло увидеть абиссинское богослужение во всем его блеске и затем — народное веселье по случаю великого праздника. Читатель легко поймет с каким нетерпением мы ждали этого дня.
Церемония началась ранехонько, еще до восхода солнца, и первые лучи его застали процессию уже на равнине, по пути к ручью, в который надлежало погрузить Св. Крест. Белый иней покрывал землю; воздух был свеж и живителен. Народ, одетый по праздничному, стекался со всех сторон. и процессия с каждой минутой разрасталась. У старой церкви в соседней деревне ждало духовенство, прибывшее из окрестностей. И оно присоединилось к процессии. Священники были в белых ризах и медных митрах такого размера, что их приходилось подтыкать платком, чтобы они держались на голове. Впереди несли тяжелый [47] красный бархатный зонтик, покрытый филигранью с тяжелым серебряным крестом наверху. Множество других зонтиков красных и белых несли по сторонам процессии, несколько склоняя их друг к другу. Глядя издали на колеблющиеся разноцветные зонтики, на массу людей, одетых в белые тоги с красной каймой, я невольно чувствовал себя перенесенным в античную эпоху, и глаза мои искали Гракхов и других героев древности. Точь-в-точь такие процессии можно видеть в Британском музее на античных таблетках.
Священники двигались плавно, держа в одной руке посох, в другой — систрум, которым мерно потрясали. В центре шел старший священник, весь закутанный в красную одежду, так, что и лица почти не было видно. Он нес на голове священное изображение Асмары, покрытое покрывалом, чтобы ни один грешный глаз не мог взглянуть на него.
Невдалеке от ручья была разбита красная палатка, где духовенство облачалось. Когда все собрались на берегу ручья, водрузили крест и поставили большой медный чан с водой. Началась служба. При чтении Евангелия и пророчеств, священники кадили. Чтение чередовалось с пением и все это длилось с полчаса. Потом началась священная пляска.
По словам абиссинцев, пляска введена как вспоминание о пляске Давида у Кивота Завета, но я склонен думать, что пляска уцелела от времен язычества и Давид тут не при чем. Духовная пляска, действительно, величественна и придает [48] большую торжественность службе. По движениям, ритму и мелодии этот религиозный танец невольно восстановляет в воображении пляску древних греков перед алтарем Дионисия. Темнолицые, босоногие священники в красных ризах, с белыми повязками на головах, с посохом в одной руке и систрум — в другой, двигались волнообразно под мерные звуки барабана, в который ударяли мальчики. Движения священников напоминали менуэт. Каждый шаг был заучен, встряхивание систрум соразмерено с движениями; в особенности красиво и пластично было помахивание посохом. В то же время танцующие пели вполголоса какую-то молитву.
Танец продолжался с час, и мы порядочно устали, стоя на ногах. Но абиссинцы вовсе не казались утомленными. Они, видимо, были поглощены происходящим. Мужчины сосредоточенно смотрели, а между женщинами слышалось горловое журчанье, обычный способ выражать удовольствие.
Неутомимость абиссинских священников изумительна. Во время ночных, или свадебных торжеств они предаются священной пляске с таким увлечением, какому мог бы позавидовать профессиональный европейский танцор.
Третья часть церемонии состояла в погружении креста. В ручье, в глиняных горшках плавали зажженные свечи, но самое погружение совершалось на берегу, в большом медном чане, на подобие купели. Осененный пурпуровым зонтиком старший священник погрузил крест и тем кончилась церемония. Немедленно поднялся шум, крик, стрельба [49] из ружей. Долго сдерживавшееся население дало себе волю. Мужчины и женщины бросались в воду с ветками в руках, которыми они брызгали друг в друга. Женщины плясали в воде, издавая свои журчащие звуки. Мужчины, как мальчишки, бегали друг за другом и брызгались водою, которая скоро превратилась в грязь. Барабаны били, трубы трубили, систрумы звенели, ружья палили. Шум был невообразимый и мы сочли за лучшее отойти в сторону и посидеть в ожидании обратной процессии.
На пути от ручья до церкви семь раз останавливалась процессия и при каждой остановке священники возобновляли пляску. С разных сторон понаехали всадники в живописных костюмах, с длинными пиками и щитами в серебряной оправе, сверкавшей па солнце. Они носились по равнине на своих скакунах; на иных сидело по два всадника; особенно эффектны были предводители в расшитых бархатных одеждах с серебряными украшениями. На своих небольших, но бойких лошадках они джигитовали впереди и по сторонам процессии, соперничая в ловкости друг с другом. Я, кажется, уже говорил, что абиссинцы не всю ногу ставят в стремя, а зацепляют его большим пальцем. Они отличные наездники, способные поспорить с кавказцами. Также как последние, они на лету соскакивают с лошади и на лету садятся.
Последний танец был совершен уже у церкви и процессия окончилась. Священники пошли разоблачаться, а миряне разошлись по домам угощаться всласть медом и пивом. [50]
Пиво (тедж) непривычному человеку кажется очень невкусным. Он делается из семени растения «poa Abissinia» похожего на чечевицу. Суслу дают перебродить и оно получает такую же возбудительную силу как кефир Ю. Африки и пряное вино древних Египтян. Но надо сказать правду, абиссинцы гораздо неопрятнее туземцев Ю. Африки. Все их кушанья, в том числе и пиво, приготовляются в такой грязной посуде, что противно смотреть. Затем эта посуда замазывается навозом и, при употреблении, грязный абиссинец грязным пальцем протыкает отверстие и цедит пиво. Если приходится принимать участие в трапезе абиссинцев, то, чтоб не стошнило, лучше не думать о способе приготовления.
Из Асмары мы сделали еще одну интересную экскурсию в селение Адди-Рас, или принцеву деревню. Здесь находится церковь во имя Михаила Архангела и целебный ключ, куда больные стекаются массами. Несколько лет тому назад это местечко пришло в полный упадок, но Рас-Алула, в период своей славы, восстановил его на свой счет, почему местечко и получило название Адди-Рас.
Проехав часа два по равнине, мы достигли каменистой долины, сдавленной голыми красными скалами. По долине бежит ручей, который считается истоком Мареба, а на одной из возвышенностей расположено то самое селение, к которому мы направлялись.
Все абиссинские церкви окружены густыми рощами, которые являются истинным раем для [51] путешествующих по этой жаркой стран, в особенности для бедняков-пилигримов. Мы вошли в калитку, проделанную в глиняной стене ограды и чуть не наткнулись на больных, лежащих на соломе во ожидании часа купания; настоящая библейская Вифезда.
Миновав больных, мы пошли дальше, любуясь священною рощей, которая среди равнины, лишенной всякой растительности, производит особенно приятное впечатление. Круглая церковь в центре ее почти совершенно закрыта листвою, и из-за ограды видна только вершина крыши с коптским крестом на страусовом яйце, насаженном на длинный шпиц. Внутренность церкви почти сплошь покрыта фресками, на которых подвиги Рас-Алулы занимают видное место. В одном месте Рас изображен на лошади; за плечами у него крылья, в руках копье, которым он убивает дервиша. В другом месте он убивает льва. Фрески духовного содержания чередуются с историческими. Есть страшный суд с целым сонмом диаволов и ужасными пытками, уготованными для грешников. Есть эпизоды из истории Евангельской; расслабленный, которому Христос сказал: возьми одр твой и ходи, изображен с абиссинским ангаребом в руках. Есть и ветхозаветные картины: Давид играет на арфе, точь-в-точь такой, какую нам показывала в Асмаре знатная абиссинская дама. Иконостас сплошь покрыт живописью; на север. и юж. дверях изображены фигуры архангела Михаила и Георгия Победоносца. Вообще, церковь Св. Михаила — это целый музей с образцами абиссинского искусства. [52]
Священный ключ находится за оградой. Он отенен высоким тростником, который у абиссинцев имеет, почему-то, символическое значение. Ключ вытекаёт из под груды камней. Он холоден как лед и бьет очень сильно, распространяя кругом серный запах. Абиссинцы убеждены, что ключ, подземным ходом, несет воду из Иордана. Такое же верование существует у греков относительно целебных ключей. Греки Делоса думали, что их ключ получает воду из священного Нила. Тождественность подобного верования в странах, так далеко отстоящих друг от друга, положительно замечатёльна. В обоих странах архангел Михаил и Георгий Победоносец считаются покровителями целебных ключей.
Приближался полдень, час купанья. Больные, как тени, двигались к ключу и садились в ожидании очереди. Мужчины и женщины, старые и молодые без всякого стеснения раздевались и подставляли под ледяную струю свое дрожащее тело. Приставленный служитель поливал из ведра те части тела, которые не попали под струю. Приняв омовение, больные тотчас же одевались, не обтирая тела, и дрожа, от холода, с посиневшими губами, но с душой полной надежд на выздоровлениё, возвращались в церковную ограду.
Между больными была кликуша. Она ни за что не хотела раздеться, вырывалась из рук окружающих, билась и кричала с пеною у рта. «Она одержима бесом!» говорили туземцы. Припадок продолжался около часа, и когда она пришла в себя, то у нее не было уже сил, чтоб омыться. [53] Мы ушли, а она лежала еще в полном изнеможении.
Больные стекаются отовсюду, даже из-под Массовы и случаи исцеления, говорят, составляют обычное явление. Трех дней купанья достаточно для болезней обыкновенных, и семи — для застарелых и хронических. Если к силе веры прибавить здоровый воздух этого горного местечка, моцион, который должны сделать больные, чтоб прибыть сюда, омовение, которое так редко освежает тела абиссинцев, реакцию от холодного купанья, то станет понятно, почему исцеления составляют здесь заурядное явление. Перед уходом, больные привязывают к тростнику снурок или тряпочку, [54] вполне уверенные, что с нею остается и болезнь. В различных пунктах вселенной, где сохранилось еще язычество, обычай навязывать тряпочки на священное дерево встречается очень часто. Очевидно, что и у абиссинцев этот обычай уцелел от времен языческих.
Монахи и священники, состоящие при церкви, живут в небольшом помещении, прилегающем к церкви. Мы сделали им визит и застали их за чтением священных книг с обычным обмахиванием махалкой. Махалки, употребляемые только духовными особами, сделаны из конского хвоста выкрашенного в красную краску и прикрепленного к изящно выточенной ручке. На старинных Египетских фресках можно видеть такие же махалки. Здесь все, что касается религиозных обрядов заимствовано из древнего мира. Систрум, махалка, посох и много других вещей несомненно явились сюда с берегов Нила и благодаря благоговейному почитанию старины, свойственному примитивным расам, передавались из рода в род.
Позавтракав в одной из хижин, далеко не блиставшей чистотой, мы перед закатом солнца докинули Адди-Рас и возвратились в Асмару. [55]
IV. На Севере.
Известия, приходившие с юга, вмели по прежнему тревожный характер. Не зная как убить время, мы задумали совершить экспедицию на север, к границам Абиссинии, где христианство начинает уже сливаться с мусульманством. Если бы, по возвращении нашем, дела на юге не изменились к лучшему, мы отказались бы от посещения священных городов Эфиопии и отложили бы это удовольствие до более благоприятного времени.
Я уже говорил выше, что границы Абиссинии крайне неопределенны; строго демаркационной линии нет. Когда страна была сильна, христианский элемент распространялся далеко на север; когда внутренние смуты ослабили ее, он отступил. Победа негуса Иоанна над египтянами и удачные походы Рас-Алулы выдвинули границы далеко на север. Взяв Керен, мусульманскую столицу [56] племени богос, Рас-Алула основал там абиссинскую колонию, которая и теперь процветает. Керен есть оплот христианства в Абиссинии; монастыри в окрестности его очень интересны. Его-то мы и избрали целью экскурсии.
Первая часть пути по горной, слегка волнистой планине, была не интересна. Нигде не видно было ни одного деревца. В дождливое время года здесь грязь по колено; в сухое — пыль столбом. Час спустя, вблизи селения Адди-Давид, мы встретили большое стадо коров с высоким горбом и длинным подгрудком как у индейской породы. Поселяне были заняты молотьбою своего тефф (poa Abyssinica), из которого кроме пива, печется также хлеб. Хлеб из теффа черного цвета, печется без закваски, в виде плоских лепешек и потому очень скоро черствеет. На вкус он кисловат и имеет свойственный ему запах, довольно неприятный. Молотили тефф самым первобытным образом: разложив его на утрамбованной площадке, гоняли по нем четырех быков связанных друг с другом.
Спустя еще час мы достигли значительного местечка Амба-Дерго. Амбою называется отдельная гора, возвышающаяся на плоскогорье. Селение Дерго, расположенное на этой амбе, доминирует хорошо возделанную долину. Мы остановились здесь на отдых. Старшина местечка (шум) Дейетмач Хатва, считается очень зажиточным человеком. У него большие стада и много плодородной земли. Он выстроил на свой счет церковь, снабдив ее всем необходимым. В честь [57] строителя на входной двери, в раме, помещена картина изображающая Хатву и его различные подвиги: борьбу со львами, дервишами и т. под. Косяки окон и дверей украшены резьбой, а крест на вершине тростниковой крыши окружен семью страусовыми яйцами.
К церкви прилегает ризница — чистый музей различных церковных принадлежностей: книг в кожаных переплетах, митр, облачений, кадильниц, крестов, посохов, барабанов, систрум. Мы все рассматривали с большим любопытством и по-видимому, сильно раздражали священников, [58] сидевших тут же, на скамейке, с книгами и неизбежными махалками. Вблизи церкви устроена колокольня с настоящими колоколами, а прежние била валяются на земле без употребления. По всему видно было, что Хатва не жалел денег.
В одном из домов был пир. Парадно одетые гости входили и выходили. У открытых дверей стоял асмари, этот остаток трубадуров прежних времен и, перебирая струны своего инструмента, импровизировал строфы в честь хозяина пира. Мы попробовали, было, войти в дом, но необычайная грязь и вонь остановили нас на пороге. Весь пол был усыпан объедками и облит питиями; противно было смотреть.
Мы остались на улице и рассматривали мулов, которые привезли гостей. Почти все они были богато оседланы. Кожаные украшения на чепраках очень красивы и напоминают персидские; они состоят из разных фигур, вырезанных из желтой и зеленой кожи и нашитых на кожу красную. Новые чепраки слишком резки для глаза, но поношенные — очень красивы. У одного мула был ошейник с медными бляхами и колокольчиком; у другого — ошейник серебряный, весь унизанный бляшками, которые звенели при малейшем движении. Это были мулы старшин и местный этикет требовал, чтобы звон их украшений издалека предупреждал о путешествии таких важных особ. К седлу прикреплены были кожаные футляры для сосуда с водой, рога с тедж, ножей и проч. Всадник в белой праздничной шамме, с копьем в руках и щитом, оправленным в серебро, имеет очень внушительный вид. [59]
Проезжая по абиссинскими дорогам, вы часто встретите груду камней, очевидно положенных сюда рукою человека. Несколько шагов далее вы видите церковь или монастырь. В Абиссинии, как и в Греции, принято подобною грудою камней предупреждать верующего о близости святыни. Редкий путешественник проедет мимо этой груды, не прибавив от себя еще камня.
Чем далее двигались мы, тем интереснее становилась местность. К вечеру мы достигли долины, окруженной горами самых фантастических очертаний. Когда солнце опускалось за гору Барка, бросая косые лучи в сторону Судана, перед нами развернулась панорама, не поддающаяся описанию. Эту ночь мы провели в итальянском лагере, где пользовались гостеприимством офицера, который вел в Керен отряд туземных войск.
На следующее утро мы выступили под охраною лейтенанта и нескольких солдат в сторону Дебра Сина (гора Синай), чтоб осмотреть расположенный там монастырь. Монахи этого монастыря не пользуются у итальянцев хорошей репутацией. Год тому назад во время восстания дервишей, убивших итальянского офицера и нескольких солдат, монахи спрятали инсургентов и большой запас оружия. Только после того как их мемер и четверо монахов пали от итальянских пуль, они увидали, что с ними не шутят и показали свои тайники.
Понадобился целый день пути, чтоб достичь только подошвы Дебра Сина. Приходилось беспрестанно карабкаться по кручам или спускаться с них. Наконец мы достигли долины, почти с [60] отвесными стенами (куаллы) и вступили в райский утолок. Благодаря многоводному ручью, орошающему долину, она покрыта тропической растительностью. Местечко было так прелестно, особенно в сравнении с только что пройденной каменистой равниной, что мы решились здесь остановиться, отложив посещение монастыря до следующего дня. Мы разбили палатки на берегу ручья и с наслаждением выкупались, слушая в то же время рассказы о крокодилах, которыми богаты здешние воды. Сообщали мне историю какого-то французского путешественника, скушанного крокодилами, но я ни мало не смущался, и еще менее того мои спутники, которые к этим историям прислушались. Тем временем наша свита, под надзором жены, устраивала палатки и разводила костры, чтоб отпугнуть леопардов, гиен и других хищников, которых много в этих местах. Туземные воины оказались славными ребятами; они всячески старались нам услужить. Это удивительно выносливый народ. Они не знают усталости и потребности их крайне ограничены. В поход они берут немножко муки и сделав из нее лепешки, жарят их на угольях между горячими камнями.
Подъем на Дебра-Сина очень тяжел. До горной деревни «Саллаба» можно было ехать верхом; но здесь пришлось оставить мулов и карабкаться подобно кошкам на вершину, увенчанную монастырем. Досталось, таки, нашим рукам и ногам.
Обитатели Саллабы, в сравнении с другими абиссинцами выглядят совсем дикими. У мужчин и женщин длинные густые волосы, заколотые [61] деревянною шпилькою, которою они беспрестанно царапают себе голову. Эти примитивные люди выделывают из коровьего навоза самые разнообразные вещи: сосуды для зерна, горшки, кружки, доски для игры «Габатта», распространенной здесь во всех слоях общества. Доска похожа на шахматную с углублениями и шарами вместо квадратов и фигур. Углублений (тукул) 18, по 9 на каждого игрока, и на каждое углубление по 3 шара, которые перекатываются с удивительной ловкостью. Я добыл доску «габатта» и доставил ее в целости в Британский музей, но законов игры, к сожалению, уяснить себе не мог. Туземцы отдаются ей с увлечением, которое доходит до азарта. Мы видели почти такую же игру у негров в земле машонов и в других странах, подпадавших хоть на время влиянию арабов.
Верхушка Дебра-Сина представляет хаотическую массу камней всякой величины, словно выброшенных извержением. Покоясь косвенно одни на других, эти каменные глыбы служат сводами многочисленным пещерам, которые труд человека оформил и соединил в галереи 6.
Жена, потерпевшая такую неудачу в Бизене, решилась принять свои меры. Она придумала костюм, который мог ввести в заблуждение монахов относительно ее пола. Успех превзошел ожидания. Монахи не только не заподозрили маскарада, но благодаря шнурам на жакетке жены, приняли ее за генерала и отдавали подобающую ее сану [62] честь. Ее всюду водили, все показывали и, конечно, она была первой женщиной, удостоившейся такого внимания.
Церковь монастыря ничто иное как пещера с другой пещерой, поменьше, вместо алтаря. Она не вмещает всех молящихся, в особенности в торжественные дни. Многие принуждены оставаться вне церкви, на каменной площадке, где колени их выдолбили ниши. Немного в стороне виден камень странной формы, напоминающий человеческую фигуру. Он также составляет предмет поклонения богомольцев. Кельи монахов высечены в глыбах, окружающих главную глыбу с церковью. Они очень тесны — настоящие кельи анахоретов. Кругом, насколько может видеть глаз, утесы громоздятся на утесы, давят друг друга, наконец начинают давить вашу душу и вы спешите удалиться, чтоб поскорее стряхнуть тяжелое впечатление.
Вернувшись в Саллабу за мулами, мы хотели уже ехать дальше, но гостеприимные горцы приготовили угощение нашей свите и нам пришлось подождать. Перед гостями поставили блюдо с огромным караваем из теффа, начиненного жиром и овощами, гости отламывали кусочки, и обмакнув их в растопленный жир, клали себе в рот, смакуя с видимым наслаждением. В несколько минут от этого оригинального торта ничего не осталось.
Мы собирались посетить еще другой монастырь Цад-Амба, т.-е. Белая крепость. Стена этой горы подымается почти вертикально на 1.200 ф. над [63] долиною Барки и остроконечная вершина ее представляет такое узкое пространство, что монахи едва могли построить там стены своей обители. Плоды нескольких диких смоковниц, да молоко коз, которые щиплют редкую траву между скалами — вот и вся пища иноков, если не считать доброхотных подаяний благочестивых людей. Монастырь Белой крепости соединен с плоскогорьем только каменным гребнем, длиною около тысячи шагов, кривая которого имеет такой же вид, как кривая веревки, протянутой между двумя берегами реки. Около середины гребня держится в равновесии большая уединенная глыба камня, служащая пристанищем коршунам. Когда несколько послушников, почувствовав головокружение, отказались идти по этой опасной тропинке, их ввели в монастырь потайной дорогой на западном склоне, взяв с них предварительно клятвенное обещание, никогда никому не открывать места этого входа 7. Узнав эти подробности, мы рассудили, что все Абиссинские монастыри одинаковы и отказавшись от посещения Цад-Амбы, поехали далее. В полдень мы отдыхали у ручья под тенью великолепного сикомора (дикая смоковница), заменяющего в Абиссинии гостиницу. Под развесистой листвой помещаются целые караваны: сколько раз и нам приходилось отдыхать в тени его, среди путников таких же усталых как и мы. Точно сама природа сжалилась над палимой солнцем страною и дала ей это чудное дерево. Растет оно [64] обыкновенно, вблизи ручья, что еще более манит путника под сень его.
Миновав целую гряду холмов и перебравшись через многоводный ручей, мы вступили в округ Богос. Этот округ, составляющий спорную территорию между христианами и мусульманами, имеет с каждой стороны свою историю, одинаково туманную. Из греческой надписи в Аксуме, относящейся к 3-му веку нашей эры, мы узнаем, что король Эйзанас покорил народ богос. Арабский географ Ибн л'Варди пишет, что богосы содержали большой торговый путь из Кассалы, на Ниле, к морскому берегу и что их округ имел большое торговое значение.
Столица богосов, Керен, и теперь один из самых цветущих пунктов итальянской колонии, и итальянцы надеются, что с устройством путей сообщения они снова откроют караванное движение из Кассалы, через Богос, в Массову, где они могут грузить на суда товары.
В настоящее время население здесь довольно редко, но многочисленные могилы по сторонам дороги свидетельствуют, что оно было когда-то очень густо. По преданию земля богосов была отечеством каких-то «ромов», которые до сих пор еще прославляются в песнях как воины «такие смелые, что бросали копья в небо». Над могилами их воздвигнуты каменные памятники и, по преданию, злые духи стерегут зарытые в них сокровища 8. Чем ближе к Керену, тем чаще [65] встречаются эти памятники; они покрывают каждую возвышенность и придают пейзажу своеобразный характер. Памятники разнятся по величине, но по форме они одинаковы. Основание состоит из черного камня, обтесанного в виде обруча; внутри насыпана груда разбитого кварца и выровнена в виде конуса. На одних могилах кварц белый, на других — черный. По преданию, белая насыпь означает могилы людей хороших, а черная — людей порочных, или самоубийц. Во всяком случае белые могилы гораздо многочисленнее черных. Издали, эти могилы поразительно похожи на круглые хижины с выбеленными крышами. Некоторые из них целыми группами заключены в круглые ограды. Надо полагать, что это семейные кладбища. В одной ограде мы насчитали 22 могилы, сгруппированные вокруг одной насыпи значительно превышающей остальные. Невольно думается, что эта насыпь покрывает прах главы семейства, или вождя племени. У туземцев существует поверье, что в известные периоды погребенные выходят из могил, приносят в жертву козлов и плачут над могилами, после чего груды кварца становятся еще выше. Что до меня касается, то вид этих могил воспроизвел в моем воображении картину погребения древних троглодитов, которые помещали своих мертвецов в сидячем положении и с громким хохотом засыпали их каменьями. Когда археологи доберутся до этой местности и разроют могилы, то, без сомнения, они найдут много интересного.
Керен лежит в глубокой куалле, на 2000 [66] фут ниже Асмары, среди. масличных рощ. Возле города, на возвышенности, египтянами построена крепость и ее вид чрезвычайно напоминает Зальцбург. Крепость окружают фантастические пики, а между ними, в лощинах, разбросаны деревушки. В самом Керене, лет 25 тому назад, выстроено большое здание католической миссии, окруженное садом. Ежедневный базар происходит в смежной деревушке Тантаруга и представляет интересное смешение всяких национальностей: бедуинов из Барки, абиссинцев, евреев, греков и итальянцев.
Меня интересовал вопрос, в каком отношении находятся между собою христиане и мусульмане и я узнал, что они отлично ладят. «Магомет и Иисус великие пророки, а Бог един»; вот примирительная доктрина, которая в ходу в Богосе. Однако же мусульмане не станут есть мяса животного, убитого христианами, и наоборот. Кроме того, христиане носят свой отличительный признак: крест на шее, на голубом снурке.
Долина Керена очень плодородна и может назваться садом итальянской колонии. Сады искусственно орошаются и приносят громадный урожай. Вообще растительность принимает здесь гигантские размеры; баобаб достигает величины необычайной. При небольшой затрате капиталов, в долине Керена с успехом можно было бы культивировать чай, кофе и табак; но для этого нужно, чтоб страна была умиротворена. В течение многих лет Кереном владели египтяне: ими построены многие здания. Но их власть ниспроверг Рас-Алула, побежденный в свою очередь, итальянцами. Потом [67] дервиши довольно долго держали итальянцев на чеку, и не давали им спокойно заняться культурою; а потому если не считать дороги, которая должна соединить Асмару с западом, влияние итальянцев в стране почти незаметно.
На возвратном пути мы остановились в селении Ацтеклезан, расположенном на самом высшем пункте, до которого доходит население в этой местности. Здесь постоянно дуют ветры и ночи очень холодны. До итальянской оккупации это местечко управлялось могущественным вождем Хаджамбасса, прославившимся своей жестокостью и хищничеством. Выходец из Гондара, он облюбовал Ацтеклезан ради его неприступности, и делал из него разбойничьи набеги. В 1891 г. он примкнул к инсургентам и осмелился нанести оскорбление действием итальянскому офицеру, явившемуся для переговоров. Результатом такого поступка был арест и тюремное заключение в Ассабе, где содержатся политические преступники из абиссинцев.
Во время своего владычества в Ацтеклезане, Хаджамбасса выстроил себе прекрасное жилище и обнес его каменною стеною. Помимо разбойничьих набегов, составлявших необходимое условие его существования, он почти не покидал своего укрепления из страха мести бесчисленных врагов. В этом жилье, превращенном теперь в хлебный магазин, мы позавтракали. Дом Хаджамбасса бесспорно лучший во всем селении и больший по объему. По внутренним стенам прибиты рога, на которые вешались щиты. [68]
Чувствуя потребность замолить грехи, старый разбойник, недалеко от своего дома, выстроил церковь. На входных дверях нарисовано изображение Божьей Матери, а пониже — сам Хаджамбасса и его жена. Оба они с белыми лицами, также как и лик Богоматери. Замечательно, что темнолицые эфиопы всегда рисуют почитаемых ими людей и святых белыми. У них, как и у нас, черный цвет является символом зла и мрака; черными рисуются только злодеи и черти.
Особенность абиссинских церквей состоит в том, что задняя часть алтаря всегда задернута завесой, за которую имеют вход только священники. Завеса является остатком древних иудейских храмов, также как и два притвора для оглашенных и верных.
По внешним обрядам абиссинский культ много разнится от греко-российского, он скорее напоминает сабейское поклонение солнцу. Круглые церкви с четырьмя дверями, соответствующими четырем странам света, священные рощи, окружающие церкви и, в особенности, ночные бдения и пляски священников чрезвычайно напоминают описания поклонения Ваалу, близко подходящему к культу солнца в Юж. Аравии. Во время празднеств Креста в сентябре месяце зажигаются огромные костры, при свете которых убивают быков — очевидные остатки языческих жертвоприношений. «Эфиопия, пишет Геродот, граничит с Южным морем. Престол солнца находится у эфиопов в долине, на краю города, в котором изобилие вареного мяса различных животных». При описании [69] Аксума мне придется еще раз вернуться к этому предмету.
Следующую ночь мы провели в палатке, около селения Шума Негус. Старшина, узнав о прибытии чужестранцев, прислал нам хлеба и прекрасного меду, за что мы отблагодарили его деньгами. Это был канун праздника Богородицы; священники всю ночь бодрствовали, плясали, звенели в систрум, били в барабаны и я ни минуты не мог уснуть.
Комментарии
1. Реклю.
2. Мунцингер.
3. Реклю.
4. Реклю.
5. Север.
6. Реклю.
7. Heuglin — Реклю.
8. G. Lejean.
(пер. М. А. Лялиной)
Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Абиссинии Теодора Бента в 1893 г. СПб. 1893
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Karaiskender. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001